Виктор Доценко - Виктор Доценко Тень Бешеного

Аристарх осторожно дотронулся до плеча Позина. Тот понял это как приглашение покинуть аудиторию. Через минуту они бодро шагали по коридору, направляясь в сторону манящего запаха, шедшего из небольшого ресторанчика, который мудрый и расчетливый профессор содержал здесь же для клиентов. Недаром же он говорил, что еда для китайца — то же лекарство. А что хорошо для китайца, по мнению профессора, должно быть хорошо и для всех остальных представителей человечества.

Чжао проповедовал медицину тела, духа и мозга. И поэтому придавал особое значение целительным свойствам массажа, еды, секса и азартных игр.

Молоканову полюбилась здоровая и загадочная китайская кухня.

Поначалу раздражало то, что китайцы, как оказалось, напрочь избегали использовать молоко при приготовлении кушаний. А без молока Молоканов себе жизнь не представлял. Ему казалось, что раз у него такая «говорящая» фамилия, то его с молоком связывают особые, мистические, узы.

Решив по–своему отблагодарить Позина за интересный рассказ о нелегальных иммигрантах, Молоканов пустился в рассуждения о национальных особенностях китайской кухни. В этом вопросе он считал себя знатоком, что, впрочем, соответствовало действительности.

После того как у него появились деньги, Молоканов обошел множество национальных ресторанчиков в Москве и за рубежом. И решил, что китайская еда для его желудка — сама полезная. Поэтому и постарался узнать об этом предмете все, что было доступно его пониманию.

Невольно подражая профессору Чжао Бину, Молоканов начал с того, что сообщил собеседнику о том, что примерно полторы тысячи лет назад была составлена подробная кулинарная книга. Уже в то время кулинарное искусство являлось предметом серьезного изучения, что отчасти объясняется особым отношением китайцев к приготовлению пищи. Кулинарные каноны Китая требуют от повара, чтобы пища была не только вкусной, но и полезной, а иногда и лечебной.

В рецептуру почти всех блюд входит множество пряных трав, причем в определенном наборе и соотношении, большинство из которых являются одновременно и лекарственными. Неудивительно, что в древности профессии повара, лекаря и фармацевта обычно совмещались, а диетическая китайская кухня уходит корнями в ту же седую древность, что и обычная.

— Некоторые южно–китайские блюда отличаются особой остротой, — заметил Молоканов, после того как он и Позин расположились за круглым вращающимся столиком. — И эти блюда способствуют повышению потенции. Считается, что рисовые настойки на южно–китайских змеях не только укрепляют мужскую силу, но и помогают от многих недомоганий — например, от кашля или головной боли.

Позин отметил про себя, что после того как Молоканов начал с ним общаться, в речи Аристарха появились сложные слова, которых тот раньше просто избегал, опасаясь произнести неправильно и опозориться в глазах собеседников.

— В Китае считается, что пища людям дается небом, вследствие чего китайцам не знакомо понятие «перекусить», — веско заметил Молоканов, вероятно, цитируя по памяти какую‑то книгу. — Принятие пищи всегда расценивается как момент приобщения к культуре нации.

Выросший как из‑под земли официант–китаец, в неизменной сырцовой кофте, притащил на блюде паровые пресные пампушки «маньтоу», две пиалы с пресным вареным рисом и палочки.

Трапезу начали по–китайски — с зеленого чая без сахара. Затем перед едоками выстроилось множество сине–белых мисочек дорогого фарфора с холодными закусками — мелкими кусочками печени, мяса, рыбы, квашеных и вареных овощей.

Блюда состояли из виртуозно нарезанных продуктов в виде зернышек, соломки, в форме колосков пшеницы, лепестков хризантемы, образуя в целом изящные фигурки птиц, рыб, цветов, фруктов, драконов. Молоканов и Позин ели не торопясь и понемногу. Им доставляло удовольствие наслаждаться процессом поглощения блюд. Позин не преминул воспользоваться возможностью подчеркнуть свое превосходство над Молокановым, обучив его китайскому обычаю: гостю, в знак особого внимания, высшей заботы и уважения, принято подкладывать в пиалу угощение своими палочками.

Приятели долго спорили, решая, кто из них сегодня гость, а кто хозяин. Помирились на том, что стали подкладывать друг другу кусочки, соревнуясь в том, чтобы услужить соседу.

Их, познавших толк в китайской кухне, нисколько не смущала кажущаяся несовместимость компонентов, вкусов и ароматов — еще одна особенность китайской кухни. Поэтому они с одинаковым аппетитом поглощали свинину «с ароматом рыбы», говядину — с фруктовым вкусом», кисло–сладкие огурцы и еще множество рыбных кушаний, похожих на что угодно, но только не на рыбу.

Позин попытался рассказать китайскую поговорку, но забыл, как она точно звучит. Во всяком случае, смысл сводился к тому, что «правильно, по–китайски», приготовленная рыба не может иметь вкуса рыбы, иначе непонятно, зачем с ней что‑то делали.

Оба приятели, уже успевшие выпить приличное количество крепчайшей водки «маотай», пришли к выводу, что в этой поговорке «что‑то есть».

Официанты появлялись, словно из воздуха, и исчезали, оставляя после себя на столе очередную смену блюд: суп из ласточкиных гнезд и акульих плавников, голотурий, «пьяную рыбу», морских гребешков, вяленых медуз и каракатиц, маринованные утиные языки и яйца, а также саму утку, тушенную в рисовой водке, варенье из апельсинов и любимое блюдо китайских императоров: илангиланг — вяленые листья хризантем.

Процесс насыщения занял у Позина и Молоканова около двух часов. Время летело быстро, но у обоих не было тех ограничений, которые есть у простых людей: семья, работа, долг, обязанность жить по распорядку.

Позину было легко в обществе Молоканова, которого он считал своим преданным учеником, что позволяло не обращать особого внимания на его очевидные недостатки.

Молоканову же доставляло огромное удовольствие общество Позина. Александр был для него чем‑то вроде маяка в бурных водах жизни высшего московского света.

Постепенно Аристарх научился носить одежду от «правильных» модельеров, следить за модным цветом сезона и удачно подбирать себе галстук. Прислушиваясь к разговорам за столом в модном ресторане, он постепенно начал и сам время от времени вставлять реплики в разговор и с удивлением обнаружил, что к его мнению прислушиваются. Он не всегда отдавал себе отчет в том, что главным критерием здесь выступали его деньги, а не его ум.

Что касается интеллекта Молоканова, то его собеседник был достаточно тактичен и расчетлив, чтоб тот никогда не услышал смешки, которые раздаются у него за спиной. Плохо пришлось бы тому, кто посмел бы над ним смеяться. Люди инстинктивно понимали это и старались не задевать его больного самолюбия.