Сергей Соболев - Последний выстрел Странника

Когда таксомотор припарковался у кирпичной пятиэтажки, у меня в ушах жужжало и звенело примерно так же, как в ту ночь, когда мне вштырили какой-то наркотик. Может, сказывалась усталость на фоне того давления, которое я испытываю в последнее время, не знаю. Я вытащил бумажник; расплатился так щедро, с купеческим размахом, что этот разговорчивый дядька на какое-то время потерял дар речи.

Я чуть задержался у двери подъезда. Нагнулся – типа шнурок развязался. Прием нехитрый, но в моем арсенале и в моем нынешнем состоянии как-то ничего умнее в голову не пришло…

Пока я развязывал и перевязывал заново узел шнурка, таксист успел выехать, сдав кормой, из двора. Я облегченно перевел дух. Хотя у меня не было особых поводов радоваться, настроение вдруг – улучшилось.

Я даже ощутил некий прилив сил. Мне показалось, или же я сам себя уговорил, что все не так уж плохо. Что мое положение не безнадежно; что как бы плотно меня сейчас ни держали, все же поместить в вакуум, в такую среду, где я ни с кем и ни при каких условиях не смогу контачить, у них – не получится.

Уже спустя минуту я понял, что недооценивать эту публику не следует.

Я вставил ключ в верхний замок, провернул. Открыл дверь своей «однушки», расположенной на третьем этаже… и замер на пороге.

В лицо мне недобро смотрел черный зрак пистолета.

Крупный, габаритный мужик в шлем-маске, державший в правой руке ствол с навернутым глушителем, левой поднес палец к губам. Далее жестом все той же левой руки он пригласил меня войти. По лестнице сверху кто-то спускается – я слышу шаги… легкие скользящие шаги. Значит, путь к отступлению тоже закрыт.

Тот, что спустился по лестнице, негромко скомандовал:

– Проходи внутрь!..

Поскольку на меня напал столбняк, он сопроводил свое указание толчком в спину. Затем зашел сам и закрыл за собой дверь.

Внутри киевской «однушки», приобретенной мною в качестве запасной «лежки», а также как бы с целью вложения свободных средств, кроме меня сейчас находятся еще трое. На них «маски», у двоих светлые, у одного черная. В Киеве, несмотря на то что апрель уже перевалил за половину, не жарко; настоящая весна еще не пришла. На этих субъектах кожаные куртки, разница только в крое и цвете. Из-под расстегнутой куртки того, кто стоит передо мной, выглядывает наплечная кобура; он, в отличие от двоих своих товарищей, ствол пока не обнажал.

– Борсетку отцепил с пояса и положил на стол!

Я раскрыл «молнию» куртки, отсоединил от брючного ремня борсетку, положил ее на стол.

– Кто вы такие? – Я посмотрел на того, кто был в черной маске, на того, кто единственный из этой компании пока не хватался за пушку. – И что вам нужно?

– Садись в кресло, – скомандовал боевик в черной маске (очевидно, старший). – Потолковать надо. Не… не… куртку снимать не следует!

Я опустился в кресло. Похоже, я все же лажанулся. Или, что тоже не исключено, у кого-то, да хоть у того же Януса, появились ко мне какие-то вопросы.

– Не дергайся! – скомандовал тот, что зашел слева (его голос показался мне знакомым). – Сиди, бля… кому сказано!

Один из этой троицы, а именно «черномасочник», зайдя сзади, с тыла, набросил мне на шею тонкий кожаный шнур!.. Да так ловко, что я не успел даже среагировать, не успел опустить подбородок.

На моих запястьях с двух сторон защелкнулись браслеты с короткой цепочкой, закрепленные на круглых подлокотниках.

Все это они проделали так быстро, так сноровисто, действуя в унисон, синхронно, словно только этим всю свою жизнь и занимались.

Тот, что стоял за спиной, накинув удавку в перехлест, все же пока не стал сводить концы воедино, а держал тонкий кожаный шнур на моей шее так, чтобы я мог дышать. На них были тонкие хирургические перчатки – эти люди предпочитают не следить, не оставлять отпечатков. Как, впрочем, и я сам.

Один из этой троицы переместился к столу. Вытащил из борсетки документы. Пролистнул мой украинский загранпаспорт. Обернувшись, посмотрел на меня сквозь прорези маски.

– Фамилия, имя, отчество!

– Там прописано… в паспорте.

– Я задал вопрос.

– Николаенко Сергей Николаевич.

– Кончай дурковать!

– Я вас не понимаю…

– Нас интересует твоя настоящая фамилия!

Натяжение петли чуть усилилось.

– Антонов, – натужно сказал я. – Антонов Сергей Николаевич.

– Чем занимаешься по жизни?

– Сижу вот… общаюсь тут с вами.

– Не умничай! Где служил?

– В смысле?

Тот, что стоял справа, прижал мне к уху ствол, удлиненный глушителем.

– Ты шо, глухой? – процедил он. – Так я могу тебе уши прочистить!

– Где служил? – повторил вопрос тот, кто стоял у меня за спиной, тот, в ком я – думаю, что не ошибся – признал одного из тех, кто участвовал в «маски-шоу» на диком пляже в уединенной бухте острова Самуй. – Где служил, сука… а-атвечай!!

– В армии…

– Знаем! Где именно?!

– В гэрэу… – натужно произнес я.

– Грушник, значит?

– Бывший… я уже семь лет, как на гражданке.

– Где именно проходил службу?

– Северо-Кавказский военный округ.

– Что за часть? Последнее место службы?

– Двадцать вторая отдельная… гвардейская бригада.

– Звание на момент увольнения?

– Капитан…

– Где расквартирована ваша часть?

– На тот момент, когда я служил?

– Более древние времена нас не интересуют!

– Поселок Степной Ростовской области… И в Батайске – тоже.

– Командир части?

Я назвал фамилию командира бригады. Удавка чуть ослабла… Но это была лишь временная передышка.

Последующие минут пятнадцать или двадцать я был предоставлен самому себе. Эти деятели продолжили то, чем они здесь, вероятно, занимались еще до моего появления. А именно: обыскивали квартиру, осматривали вещи, искали то, что может прояснить личность владельца этого жилья.

Они нашли документы на квартиру, нашли также расчетную книжку, по которой производится оплата коммунальных услуг. Один рылся в шкафу, другой отправился на кухню, а затем в ванную. Третий – «черномасочник» – осмотрел прихожую и антресоли. Причем этому кто-то позвонил; разговор был короткий, и о чем именно говорил этот верзила, я не расслышал.

Так и не найдя, судя по всему, чего-либо интересного для себя, они вновь собрались в центре единственной комнаты, возле меня, сидящего, как приговоренный к смерти на электрическом стуле, с прикованными к подлокотникам запястьями.

– Короче, так, Антонов! – сказал «черномасочник». – Ты какой-то мутный товарищ… Вопрос по тебе решен… и не в твою пользу.

– Что это значит? – облизнув пересохшие губы, спросил я. – Не понимаю.

«Черномасочник» вновь зашел со спины.

– Это значит, что к тебе больше нет доверия… Подними подбородок, сука!

– Не хочу быть удушенным, – прохрипел я.