Сергей Зверев - Потерянный взвод

Медсестра Таня была девушкой покладистой, и двое суток ожидания превратились бы для Стольникова в сказку, если бы не брат Тани, бизнесмен. Саша два месяца ухаживал за нею, как может ухаживать раненый разведчик, живя надеждой на скорую любовь, но каждый раз, когда сказка должна была стать явью, брат девушки, Володя, попадал в неприятности, и Таня от этого теряла ощущение романтики.

Во Владикавказе Володя имел птицефабрику, а в качестве приложения к ней — чеченскую «крышу». «Крыша» должна была защищать бизнес Володи от посягательств на него других «крыш». А поскольку все «крыши» во Владикавказе были чеченскими, то на бизнес Володи покушались исключительно чеченцы. И когда они покушались, на птицефабрику приезжала чеченская «крыша» и после долгих разговоров на чеченском языке Володе сообщала решение на русском — платить нужно, потому что требуют справедливо.

Таким образом, у Володи не было никакой «крыши», и не платил он только тем чеченцам, которые не приходили и не требовали. «Крыш» во Владикавказе было много, а птицефабрика одна. От этого противоречия Таня часто плакала в самые неподходящие мгновения — то на ночном дежурстве, то дома, где Стольников иногда появлялся в качестве гостя.

И вот наконец сбегать было не нужно, и Саша поздним вечером пришел к Тане. Но девушка сидела в слезах и говорила, что к брату снова приходили и сказали, чтобы завтра утром он подготовил деньги. А у Володи денег уже нет.

— А почему бы Володе не пойти в милицию?

И Таня сообщила, что во владикавказской милиции тоже работают чеченцы, и вся надежда только на УБОП, в который Володя обращаться боится, ибо жизнь у него, как и птицефабрика, одна, а «крыш» много, и не все ли равно ему потом будет, кто этими «крышами» будет заниматься. Слушая этот бред и понимая, что и сегодня ему не отдадутся, Стольников разозлился и сказал:

— Завтра я перекрою «крышу» на птицефабрике твоего нерешительного брата.

— Правда? — спросила легкомысленная Таня, и по ее счастливой улыбке Стольников догадался, что сделать это нужно было раньше.

На следующее утро он уже сидел в кабинете брата Тани. В одном углу на полу разместился перепуганный директор, Володя, в другом — избитый и чувствующий себя прескверно человек из чеченской «крыши». Все вместе они ждали «крышу». Пять минут назад Стольников сунул в безвольную руку посланца телефонную трубку и велел пригласить старшего.

И теперь все ждали старшего.

— Что за проблема у Володи? — спросил, не отрывая глаз от дороги, водитель джипа. В принадлежности его крови к горскому роду ошибиться было невозможно, точно так же как и его спутника.

Этот кавказец лет тридцати, как и водитель, был одет в удлиненную куртку, фасон которой вошел в моду вместе с выходом на экраны фильма «Карты, деньги, два ствола». Мода минула, но ни у одной из групп людей она не задерживается так долго, как у горцев, числящих себя под знаменами криминала. Они последними сняли малиновые пиджаки, последними перестали носить вышедшие из моды у серьезных людей спортивные костюмы и теперь задержались с модой английского кроя.

— Какие-то шакалы приехали, избили Мусу и сейчас требуют, чтобы ты приехал.

— Русские?

— Не знаю.

— Сейчас узнаем.

Водитель прижал локоть к торсу, убедился, что оружие при нем, и важно качнул головой. Спесь нужно напускать еще в дороге, чтобы из машины выйти уже с грозным угрюмым видом. Морда лица во взаимоотношениях владикавказской братвы — дело первое и почти основное.

Оба были убеждены в том, что это не их знакомые, не люди Руслана Алхоева. Не чеченцы, короче. Муса ясно сказал: «Чужие». Ведь ему достаточно было сказать «Я от Руслана», и директор сразу предложил бы ему кофе. Но кофе пьют только риелторы, брокеры и директора птицефабрик. Настоящие мужчины пьют чай. Но откуда этому русскому шакалу знать об этом?

— Это что за тачанка? — у самого себя спросил водитель, разглядев у стеклянного входа птицефабрики белую «шестерку».

— А, это сестры его. Все времени нет к ней в гости заехать. Телка красивая, клянусь.

— Шакалы! — окончательно догадавшись, что дорогу ему перекрыли русские, взревел пассажир. — Совсем страх потеряли! Сто долларов ставлю, Малик, — это «гастролеры» из Москвы!.. — слово «гастролеры» он четко выговорить не смог, поэтому после второй неудачной попытки заменил его понятием «приезжие». — Пытаются и здесь все прибрать!

Спешившись, они обошли «шестерку», демонстрируя всем за стенами здания, что никуда не торопятся. Потом такой же неспешной походкой поднялись в офис.

Помеха страсти Стольникова директор Володя сидел на полу и являл собой жалкое зрелище, когда чеченцы, отворив ногами дверь в приемную, зашли в кабинет. В углу еще в более плачевном состоянии замер несчастный Муса.

Глядя перед собой, кавказцы прошли до центра необъятного кабинета и только после этого стали осматриваться. Перепутать эти хозяйские движения внутри своей собственности было так же трудно, как и понять спокойствие развалившегося в кресле светловолосого высокого незнакомца.

— Это кто? — спросил Рустам Алхоев, тыча в сторону Стольникова ключом от джипа. Среди всех неприятных чеченцев он пользовался авторитетом самого неприятного, потому что, люди поговаривали, с братом его безуспешно воюют федеральные войска под Грозным.

— Скажи ему, что я по делам, — облегчил Володе задачу Саша.

— Он по делам, — машинально повторил директор.

— Спроси эту животную, — снова показал ключом на Стольникова Рустам Алхоев, — знает ли он, в чей дом зашел? Или он хочет разговора с другими нюансами?

Стольников расхохотался.

— Чурка ты раздолбанная!..

Договорить он не успел, двое одновременно выхватили оружие.

Вскочив с кресла, Саша ногой ударил в голову спутнику Рустама, а самому Рустаму засадил кулаком в живот.

«ТТ» Алхоева улетел в угол, где сидел Володя, а над ним, в рамке, улыбался Путин. Малик оказался более цепким, выбить оружие из его руки сразу не получилось, поэтому Стольников, не мудрствуя, с размаху опустил кулак ему за ухо, а вторым кулаком нашел чеченский подбородок. Клацнув челюстью, Малик упал, потеряв сознание.

Подняв «ТТ», капитан подошел к Алхоеву, подогнул колени и рухнул ими на спину чеченцу. Тот шумно хрюкнул и стал хватать пересохшими губами воздух.

Этот русский и те, кого он представлял, были настоящими шакалами и идиотами. Они не поняли главного. Люди из Чечни прибывали сюда в течение последних пяти лет. Каждому вновь прибывшему уже были готовы место, должность, деньги и власть. Всяк встающий на пути падал ниц или навсегда исчезал. Где теперь эти Димы Большие, Паши Северянины и Гоги Каберидзе? Их нет. Они уехали. Кто в страну Вечной Ночи, кто просто за границу. И уже никто не в силах исправить вновь установленный порядок. А этот русский — конченый человек. Он покойник. Он не понимает, кому перешел дорогу и у кого на спине сидит. Очередной неверный, занявший место на кладбище. Хотя нет, не занявший. Эти русские постоянно норовят попасть туда вне очереди.