Дмитрий Черкасов - Потоп

И постоянно следил, чтобы животное не шарило по чужим карманам.

— Ты верующий, что ли? — изумился Влад. Чего-чего, а такого фортеля он от Коротаева не ожидал.

Впервые в голосе бывшего начальника депутатской охраны прозвучало нечто человеческое:

— У меня вся грудь в куполах…

— Ну, тогда Бог тебя не выдаст.

— Зато свинья наверняка съест.

— Хреновый ты тогда верующий.

— Это не тебе судить.

— Верно, судить тебя будут другие… А ну, давай запрыгивай…

Может быть, и Чикатило крестился?

С Коротаевым за плечами, с двумя автоматами наперевес Рокотов медленно вышел на поляну.

Пилот, не поворачивая головы, открыл им дверцу, и оба залезли внутрь.

— Мое почтение, — осторожно поздоровался Рокотов.

— С возвращением, — коротко отозвался пилот. — Он не опасен? Машину не взорвет?

— Опасен, но не взорвет. Руки коротки.

Это был еще один, довольно безжалостный каламбур. Коротаев раздувал ноздри, впитывая и обрабатывая вертолетную информацию. Слепое лицо его ничего не выражало.

Здоровая рука медленно и осторожно ощупывала сиденье.

Отвинтить, выдернуть, спереть, ударить, выстрелить, полоснуть, грохнуть, придушить, удавить, сожрать…

Включился двигатель, и вот вертушка оторвалась от земли.

Влада не покидало напряжение. До последнего момента он ждал, что их настигнет какой-нибудь чудом уцелевший человек от Ивана Ивановича и прибьет из гранатомета.

В полете он ждал, что их вот-вот каким-то образом отправят за борт.

Еще он постоянно ожидал какой-нибудь самоубийственной выходки Коротаева, но тот был слишком слаб для боевых подвигов.

Он ничего не нашел, а следовательно — не отвинтил, не выдернул и не полоснул.

Улитки-прудовики.

Бенедикция байкальская. Раковина широкая, с узким устьем…

Затворки-мегаловальваты… Megalovalvata piligera и М. Baicalensis…

Байкалия килеобразная…

Уносит смерчем Одиночку и Краста, уносит смерчем Ивана Ивановича и его верного Айболита… Коротаев опасен.

— Тебе его видно? — крикнул он пилоту.

— Что? — не расслышал тот.

— Тебе видно этого урода?

— Видно.

— Вот и замечательно. Присматривай за ним.

— А ты на что? Я машину веду, между прочим!

— Ты жить хочешь? Тогда присматривай. Если дернется, кричи, и я сразу проснусь.

Рокотов отключился.

Энциклопедия лежала там, где Влад ее оставил, и даже не запылилась. Вообще, все дома выглядело так, словно он никуда не уезжал.

Даже генерал Ясеневский будто бы и не вылезал из кресла, в которое уселся на ночь глядя несколькими днями раньше.

Правда, на столе стояла бутылка праздничного коньяка. И появился новый предмет: на спинке стула висел китель подполковника ФСБ.

Из капитанов — в подполканы.

Да, дело и впрямь, видно, выдалось серьезное. За дельфинов благодарили меньше.

И за Одиночку меньше.

Две большие желтоватые звездочки покоились на дне квадратного толстого стакана, наполненного доверху.

— Ну что, подполковник? — осведомился генерал. — Вздрогнули? До дна. Не хочется? А придется.

Влад покосился на генеральские пальцы: нет ли там перстня, скрывающего яд? Нет, только глубоко впившееся в кожу обручальное кольцо.

Чистая, незамутненная паранойя — не исключено, что уже в клинической стадии. Ему не в санаторий, ему в психушку пора.

А что? Могут и посадить, если поставят в вину беспредел и осудят как невменяемого. Никогда не нужно зарекаться.

Там его соседом окажется Коротаев, чья невменяемость тоже будет неопровержимо доказана.

Вот не понравится он тому же Ясеневскому — и что тогда?

Тогда варианты.

Рокотов не знал, как поступают в таких случаях. Это был незнакомый ему церемониал. Когда-то, когда служил, что-то было… но звездочек не было.

На всякий случай он встал и сказал:

— Служу Отечеству!

Отечеству ли он служил? Город целехонек, и это, несомненно, для отечества великое благо, и все-таки — кому или чему?

Отбросив вопросы, он выпил залпом. Звездочки щелкнули по зубам. В голове зашумело, по телу разлилось обманчиво благостное тепло.

Судя по всему, церемониал оказался близким к удовлетворительному и был засчитан.

Закусили чем Бог послал, помолчали.

— Поспрашивать разрешите, товарищ генерал-лейтенант?

Он чуть было не сказал: Иван Никифорович. Но вовремя осекся. Вот что делает с людьми алкоголь. Он оказывает на них разрушительное воздействие.

А что еще его оказывает?

Ах, да: хронический контакт со злом.

— Разрешаю, Рокотов.

— Что с базой?

— Можешь считать, что ее больше нет.

— Что — откачали взрывчатку и засыпали скважину?

— Именно.

Уже? Так быстро? Верится с трудом.

Может быть, оно и так. А может…

Сейчас Рокотову не хотелось думать о том, что в ста пятидесяти километрах отсюда под землей находится нечто, способное опустить город намного ниже уровня моря.

— За диск извините. Но он мне жизнь спас.

— Пустое, — Ясеневский махнул рукой. — Спор хозяйствующих субъектов завершен, и диск этот уже не имеет ровным счетом никакого значения.

Ой ли? А связи, контакты? Наплевать.

— Что с моим подопечным?

— С кем это? — не понял генерал.

— С господином Коротаевым Андреем Васильевичем. Ему оказали, наверное, медицинскую помощь?

— В известном смысле — да, оказали. Ты же сам ее и оказывал. Не помнишь уже? Забудь о нем. Он, кстати, оказался ценнее диска. Диск — он что? Железяка. А тут живой… почти человек.

— И все-таки.

Ясеневский неодобрительно хмыкнул:

— Повторяю: забудь о нем.

— Так точно, товарищ генерал, уже не помню. В топку его, да?

Ясеневский не ответил.

Повисла тишина.

Снова непонятки. Такая скорость? Его же месяцами допрашивать надо. Хмельные, ненужные мысли одолевали Влада с неимоверным упорством.

— Всем пострадавшим в больнице и их родственникам оказана помощь, — ни к селу ни к городу отчитался генерал.

Рокотов сдержанно кивнул, как будто кто-то выполнил его личное распоряжение. Конечно, это доброе дело.

— Отпевали в церкви?

— В соответствии с пожеланиями близких.

— Сорокоусты заказывали?

— Что заказывали?

Влад неопределенно повертел пальцами. Он и сам плохо разбирался в этих тонкостях.

— Ну, эти… бумажки в церкви.

— Да уж наверняка.

Вопросы почти иссякли. Оставался еще один, самый главный. Владу пришлось выпить еще, чтобы отважиться его задать.

Но все-таки задал.

Дурак, осел, остолоп — задал:

— Товарищ генерал-лейтенант… я хочу спросить у вас как, простите, у… хозяйствующего субъекта… позволите?

Ясеневский улыбнулся, полагая, что речь пойдет о деньгах — якобы суточных, командировочных, за выслугу и так далее, помимо премии.

О личном, так сказать, подарке-благодарности. Который он, между прочим, приготовил.