Андрей Константинов - Адвокат

— Это друзья. Или, скорее, друзья друзей… Не обращай на них внимания…

Но Катины наблюдательность и чутье, чрезвычайно обострившиеся в последнее время, подсказывали ей, что Вадим не вполне искренен. Какие же это друзья, если Вадим с ними совсем не разговаривает, а после их ухода подолгу смотрит на море, и глаза у него становятся совсем чужими? Однако фрукты и вина были просто отменны, и Катерина гнала прочь чувство тревоги, говоря себе: «Да мало ли что у мужика на душе… Он старше меня на столько! Столько успел всего…» Так что, в общем и целом, их свадебное путешествие было просто чудесным. Каждый день был праздником, прелюдией к ночи, когда Вадим открывал для нее все новые и новые страницы великой книги любви.

Месяц пролетел незаметно, и они, счастливые, похудевшие от солнца и секса, вернулись в Ленинград, где Вадим узнал о том, что его уже. ждут на новой должности в Москве, в министерстве. Все формальности, связанные с переводом Катерины на юрфак Московского университета, решились со все той же сказочной простотой. Кате было жаль расставаться с Ленинградом, но известно, что при расставании уезжающий забирает с собой лишь треть горечи, две трети делят между собой остающиеся… Катя приближалась к двери в новую жизнь, и ей не терпелось поскорее открыть ее.

В Москве Вадиму, конечно, выделили квартиру, но пока в ней шел ремонт, закупалась и перевозилась из Ленинграда обстановка, молодожены поселились в люксе гостиницы «Россия». Катя, никогда раньше не бывавшая в Москве, целыми днями пропадала по магазинам, приобретая для нового дома кучу всяких нужных мелочей, тех, что приносят в жилище уют и неоспоримо свидетельствуют о присутствии хозяйки. В холостяцких квартирах таких мелочей не увидишь. Обычно ее сопровождал в таких походах шофер положенной Вадиму по должности черной «Волги». Но однажды «Волга» что-то забарахлила, и Катя была вынуждена вернуться в гостиницу раньше обычного. Вадима еще не было. Катя быстро набрала номер его секретарши, которая сообщила ей, что Вадим Петрович уже выехал домой. Настроение у Катерины было с самого утра чудесным, ей хотелось озорничать и проказничать. Она решила устроить Вадиму маленький сюрприз — спрятаться в стенном шкафу, как будто она еще и не приходила, а потом неожиданно выскочить оттуда и наброситься на мужа. В шкафу было темно и душно, но Катя упрямо терпела неудобства и, привалившись к боковой стенке и вытянув ноги, не заметила, как задремала. Она проснулась от резкого голоса Вадима:

— Катя?!

Ее сразу насторожила непривычная жесткость в его голосе. Обычно Вадим произносил ее имя нежно, с чуть заметным возбуждающим придыханием. Прислушавшись, Катя поняла, что Вадим пришел в номер не один. Она тихо поднялась на ноги и сквозь щелочку в дверце увидела здоровенного кавказца с недельной щетиной на лице, привалившегося к стене напротив шкафа. Кавказец чуть заметно раскачивался взад-вперед и смотрел куда-то в одну точку остановившимся стеклянным взглядом. Видимо, были и еще какие-то люди, но их Катя видеть не могла. Разговаривали тихо двое — Вадим и кто-то из пришедших. В разговоре последнего явственно слышались южные интонации. Постепенно тональность разговора повышалась, и Катя стала различать целые фразы:

— Ты сладка кушать хочешь, а? Сматри — замэним!

Смысл этой фразы сразу не дошел до Катиного сознания, но инстинктивно она сжалась и замерла. С удивлением она услышала бормотание Вадима, в его обычно сильную, уверенную манеру говорить вплелись нотки растерянности и чуть ли не заискивания… Гончаров торопливо говорил что-то про какого-то Лысого, по чьей вине двадцать четыре миллиона застряли во Владивостоке.

— Дарагой, прашу, нэ нада пра Лысава, а? Пра пакойников плоха нэ гаварят, да… Грэх! В Ленкорани наши друзья савсем нэ понимают — как так плоха работать можно, а? Если чэрэз нэдэлю нэ будит дэнэг — паедишь к Лысому, сам спросишь у нэво, что да как, а мы тыбе в этом паможим…

Кате почудилось, что акцент у говорившего какой-то странный, плавающий, казалось, что при желании он может говорить по-русски вовсе без акцента.

— Гурген! — попытался сказать что-то Вадим, но не видимый Кате собеседник резко бросил какую-то фразу на незнакомом языке. Верзила, подпиравший стенку, качнулся вперед, послышался глухой хлопок и звон разбитого стекла… Затем наступила долгая пауза, во время которой Катя боялась дышать.

— Харашо, дарагой, — снова послышался голос Гургена. — Нэ будим кипятиться. Убери волын. Мы все на нэрвах, дело-то общее. Я тэбя как брата прашу — реши эти праблемы побыстрее, да?

Интонации пошли на убыль, а потом послышался хруст стекла под подошвами и щелканье замка входной двери. Мимо щелки в шкафу мелькнул Вадим, он был без пиджака, узел галстука был ослаблен. Левым рукавом Вадим вытер пот со лба, а в правой руке… Кате показалось, что в правой руке у него был небольшой черный пистолет, но видела она это всего лишь мельком, долю мгновения. Вадим походил немного взад и вперед, а потом вышел из номера. Выждав несколько минут, Катя выбралась из шкафа. Кинескоп цветного телевизора, стоявшего в углу, был разбит, и осколки разлетелись по ковру. Катя метнулась обратно к шкафу, достала оттуда свою сумочку, осторожно выглянула в коридор и, убедившись, что там никого нет, быстро пошла к черному ходу. Она не понимала, что произошло, но инстинктивно чувствовала — Вадим не должен знать, что она была свидетелем странного разговора в номере. По крайней мере, пока…

До вечера она бродила по московским улицам, пытаясь разобраться в обуревавших ее чувствах. Странно, но сцена, случайной свидетельницей которой она стала, не вызвала у нее страха. Катерину душила злость на то, что у Вадима, оказывается, есть какая-то скрытая жизнь, в которую он не хочет ее пускать. Катя была рассержена, а еще больше заинтригована. Ей хотелось заставить Вадима впустить ее в наглухо закрытую пока дверь, за которой наверняка были интереснейшие тайны. Вместе с тем Катерина понимала, что прямыми вопросами она пока вряд ли чего-нибудь сможет добиться.

Вернувшись вечером в гостиницу, она застала Вадима сидящим в кресле и как ни в чем не бывало смотрящим программу «Время». Телевизор был точной копией разбитого. От осколков не осталось и следа.

— Ну, наконец-то, мать, — весело сказал Вадим, вставая из кресла и надевая пиджак. — Все-то ты в трудах и в заботах, наверное, все московские магазины уже перетряхнула, как свой карман. Нет? Ну, пошли ужинать. Я голодный, как Серый Волк из той самой детской сказки. Еще немного — ты бы рискнула стать Красной Шапочкой. Точнее, ее бабушкой. Я бы тебя съел…

Вадим балагурил так весело и беспечно, что на мгновение подслушанная и подсмотренная сцена показалась Катерине привидевшимся сном, фантазией, но случайно переведя взгляд вниз, она увидела на ковре крохотный, видимо, в спешке не замеченный осколок стекла.