Андрей Константинов - Адвокат

Дни летели с головокружительной быстротой, и внешне все было как и раньше, но теперь Катерина внимательно приглядывалась ко всем новым знакомым и сослуживцам Вадима, прислушивалась к его вроде бы ничего не значащим телефонным разговорам, и в ней крепла уверенность — Вадим что-то скрывает от нее. Что-то очень важное, постоянно занимающее его мысли и чувства.

В конце сентября чету Гончаровых пригласили на неофициальный коктейль на даче какого-то крупного чина из МИДа. Это был первый выход Катерины в московский свет, и она, конечно, тщательно к нему готовилась. Вадим, увидев Катерину в вечернем платье, только присвистнул:

— Да, родная, тебя, пожалуй, прятать надо! А то украдут еще… — и грустно улыбнулся.

На коктейле Кате было очень интересно. Она с восторгом узнавала артистов, журналистов и политиков, которых до этого видела только по телевизору. Вместе с тем, она держала себя уверенно и раскованно, с некоторыми познакомилась и разговаривала на равных. Пожалуй, она была самой молодой и красивой женщиной на коктейле и использовала этот козырь со скромным, истинно петербургским достоинством. И откуда что берется в девятнадцать-то лет!

…Внезапно словно ледяная игла тревога вошла ей в грудь, перебив дыхание. Где-то совсем рядом с собой она услышала знакомый голос с акцентом:

— Нэт, дарагой, нам это нэ интерэсно, да…

Медленно обернувшись, Катя увидела у фуршетного столика двоих — хозяина дачи и невысокого толстого человека с двойным подбородком, черными вьющимися волосами вокруг лысины и вислым «бананистым» носом. Вместо галстука под рубашкой у толстяка был повязан хитрым узлом шелковый платок. А невдалеке от них подпирал стену здоровенный кавказец, которого Катя сумела разглядеть во время памятной сцены в номере «России». Только на этот раз этот гориллоподобный великан был до синевы побрит, но точно так же, как и в «России», чуть заметно покачивался взад-вперед и смотрел остановившимися глазами в одну точку.

Вежливо отшутившись на замысловатый и длинный комплимент, который говорил ей популярный ведущий «Международной панорамы», Катя подошла к Вадиму, чокавшемуся с каким-то сухопарым стариком в тройке, и взяла его за локоть. Улыбнувшись старику глазами, она потянулась к самому уху Вадима Петровича:

— Вадик, кто это? — и чуть заметно кивнула в сторону хозяина дачи и его собеседника. Вадим вздрогнул, и янтарное вино из его бокала чуть не выплеснулось наружу.

— Это… Это один товарищ… из Генштаба… А почему ты, собственно…

— Из Генштаба, значит? Ты уверен, дорогой?

Катерина открыто усмехнулась прямо Вадиму в лицо и, мило улыбнувшись сухопарому в тройке, отошла от них…

Гончаровы возвращались с коктейля молча. В служебной «Волге» было тепло и уютно, Катя рассматривала мелькающий за окном в свете фар полыхающий осенними разноцветными пожарами лес и чуть заметно улыбалась с видом некоего тайного превосходства. Вадим Петрович, предчувствуя какой-то важный разговор, нервничал и искоса посматривал на Катерину.

Разговор она начала сама — дома, уже в постели, утомив предварительно Вадима своими ласками. Умело выбрав момент его расслабленности и умиротворенности, Катерина шепнула Вадиму, что догадывается о том, что он не все ей говорит, что у него есть какая-то вторая жизнь и странные тайные дела.

— Вадим, родной мой, ты пойми, я тебя ни в чем не упрекну, я твоя жена, я просто твоя, вся, но и ты мой… Но не весь. А я так не могу. Я не дура, я люблю тебя, но, согласись, — я тоньше тебя и лучше чувствую тебя, чем ты меня. У нас все замечательно, но если ты будешь скрывать от меня что-то, — а это что-то очень существенное, как я догадываюсь, — у нас все может пойти наперекосяк… Тем более, если ты будешь врать мне, как сегодня, — про Гургена.

Услышав это имя, Вадим Петрович закрыл Катерине рот ладонью. Потом он встал, надел махровый халат, включил магнитофон с кассетой Высоцкого, добавил звук и закурил сигарету. Если не считать подсмотренной сцены в гостинице, Катя впервые видела мужа таким растерянным и напряженным. Он несколько раз взглянул на нее и покачал головой. Катя молча ждала. Вадим вышел в гостиную, достал из бара бутылку «Наполеона», хрустальный бокал и плеснул себе щедрую порцию.

Вернувшись в спальню, он присел на край кровати, сделал глубокий глоток и чуть слышно сказал, словно простонал:

— Проклятая страна!… Проклятая… И снова замолчал надолго, разглядывая грани бокала.

— Ты права, девочка… Я действительно рассказывал тебе не все, но… Поверь, Катюшка, мне просто хотелось уберечь тебя от всей этой грязи и мерзости…

Катерина села в постели, подтянув колени к подбородку. Она словно забыла о своей наготе.

— Вадим, я, конечно, тронута твоей заботой… А тебе не приходило в голову, что однажды я могу попасть в такую ситуацию, когда мне все-таки придется столкнуться со всем тем, от чего ты меня хотел уберечь… И я просто не буду готова, и удар будет страшнее…

Вадим Петрович с удивлением смотрел на Катю, словно видел ее в первый раз. Да и она сама удивлялась себе, своим словам, связанным в четко оформленные мысли совершенно взрослой и какой-то неженской логикой. Словно не Катя говорила все это Вадиму, а какая-то другая, незнакомая ей самой женщина.

— Знаешь, когда я была маленькой, отец заставил меня заниматься хореографией. А я ненавидела танцы, очень уставала и злилась на отца, однажды даже сказала ему, что он меня не любит. А отец улыбнулся и ответил мне так, что я запомнила на всю жизнь. Он сказал: «Запомни, девочка, настоящая любовь — это не тогда, когда сюсюкают и жалеют, а когда находят в душе силы, чтобы сделав тому, кого любишь, больно — этим сделать его более сильным и защищенным. Сейчас ты не понимаешь, почему я мучаю тебя этими танцами. Вот когда вырастешь большая и красивая, когда на твои ноги будут мужики оборачиваться — может тогда поймешь…» Много лет спустя я вспомнила эти слова и поняла… Катерина посмотрела на Вадима и тем же тоном сказала:

— Не пей один, Вадим… Налей уж и мне — за компанию. Муж и жена — одна сатана. Ты меня слышишь, Вадик?!

Вадим Петрович встрепенулся, словно вышел из оцепенения, в которое его погрузили слова и глаза Кати. Он сходил за еще одним фужером, налил в него коньяку и протянул жене. Катя коротко чокнулась с мужем и резко выпила до дна, а потом, чуть поморщившись, передернула плечами и вновь ожидающе посмотрела на Вадима.

— Понимаешь, Катюша… От того кошмара, который вокруг творится, можно, нет, даже не сгореть… Истлеть… Но этот мир придумал не я, и правила в нем тоже устанавливали совсем другие люди…

— Кто же? — спросила Катерина, чувствуя, как коньяк истомно катится по всем жилкам тела.