Вячеслав Денисов - Убийство с отягчающими

– Не, случается, – возражал дежурный. – Случается. В январе у скотного двора одного приезжего инженера местные прирезали.

– А какого января? – проговорил из-за спин собеседников Сидельников, точно зная, что сегодня – четвертое.

– Седьмого, как раз под Рождество. Не там колядовал. Девку одного из местных на танец пригласил. – Капитан, зевая, раздвинул челюсти так, что усы распушились. – И при…резали…

– Он прямо у скотного двора девку на танец пригласил? – уточнил Полянский.

– Зачем – у скотного двора? В клубе. Он тут геологическую разведку проводил и в клуб зашел по случаю. А вы не по его ли душу? – сообразил, наконец, дежурный. – То-то я смотрю, вы издалека начали! Старика Похотина не проведешь!

Кряжин покосился на вдохновленного капитана.

– Этот инженер был не инженер вовсе, а конфидент английской разведки МИ-шесть. Режете тут кого попало, а потом переживаете, что в Москву работать не берут.

Побуревший дежурный капитан сбросил и без того черепашью скорость до пешего хода и вытаращил на Кряжина глаза. Голос его, сквозивший недоверчивой хрипотцой, свидетельствовал о том, что советник на верном пути:

– Ага… А Коля Семейкин, который его порезал, – сотрудник Службы внешней разведки России.

– Пчелы, – пробормотал Кряжин, отворачивая лицо на дорогу. – Все дело в пчелах.

Минуты через две последовавшего за этим молчания дежурный вовсе остановил машину и развернулся к советнику.

– Какие пчелы?

– Желтые, – сказал, жуя семечки муровца, Полянский. – С жалами в задницах. Вам все кажется, что Апрелевка – это лучшее место для геологических изысканий. А в голову никому не приходило, что раз за две тысячи лет в Апрелевке не нашли ни нефти, ни газа, ни угля, ни золота, то их здесь нет? А, Аниськин?

– Я Похотин, – хрипло возразил дежурный. – А что он здесь тогда искал?

– Не искал, а распространял, – включился в идиотическую беседу Сидельников. – Тербинафин [10]. Единственное в мире бактериологическое оружие, которое распространяется посредством пчел.

– В смысле?.. – беспомощно простонал капитан. – В каком смысле посредством… бактериологическое?..

– В прямом. Пасека есть?

– Да как не быть?! – закричал дежурный. – Как в Апрелевке без пасеки?!

– Откуда, по-твоему, мы это знать можем? – врубил в упор, развернувшись к дежурному, Кряжин. – Как мы узнали, что здесь есть пчелы? Говори прямо – где Гаенко? Не прячь глаза, капитан! Тебя видели у трупа приезжего инженера!

– Да кого у того трупа не видели?! – возопил дежурный, показывая распахнутые ладони то Сидельникову, то Полянскому. Смотрел он тем не менее на Кряжина. – Да и как мне у трупа не быть, если я местный милиционер?! Эта крыса… Ах, эта крыса Гаенко! Ну, Витя… Пчелок разводит… Это что получается? Весь мед отравлен?

– В Москве двенадцать случаев отравления тербинафином, – сказал Сидельников. – Удушье, посинение, понос, судороги, смерть.

– Нам нужно знать, кто приехал или приезжал к Гаенко, – тихо приободрил взволнованного апрелевского милиционера советник. – Вы не засиделись в этой дыре, капитан? Не хочется повышения, майорских звезд, новой квартиры на окраине Москвы?

– Значит, так. – Не найдя в кармане платка, дежурный вынул из бардачка чистое полотенце и вытер вспотевший лоб. – Три дня назад, как раз после Нового года, к Витьке приезжал сынок с жинкой. Жинку сынок оставил, а сам на следующее утро уехал. Мед он с собой не вез, убыл с пустыми руками.

– Получается, жинка здесь?

– А где же ей быть, родимой? – И на лице капитана появилась людоедская улыбка. Тридцать лет, и все – в Апрелевке. «Майор Похотин – дежурный по станции метро… пусть не «Охотный ряд», так хоть «Алтуфьево»! – это то, что надо. Или в Москве нет дежурных по станциям? Так этот, с серьезным взглядом, найдет другое место. – Сейчас мы их сделаем тихо и без пыли. Автомат брать?

– А он у тебя где, в райотделе? – поинтересовался Полянский.

– Что я, идиот – там его хранить? Стащат! Дома, конечно, в сейфе.

– Конечно, дома, – осипшим голосом сказал опер ГУВД. – Я просто не подумал.

– Автомат не нужен, – предупредил советник. – В остальном все правильно. Подходишь к дому, стучишь, мы входим.

– А в МУРе ставки есть?

– Две, – сознался Сидельников. – В отделе по раскрытию преступлений в сфере компьютерных технологий и в отделе по раскрытию преступлений, связанных с культурными ценностями. У тебя как с культурными ценностями?

– Все когда-то с нуля начинали, – по-периферийному деловито заключил дежурный и включил передачу. – Но это потом. Сейчас надо дело делать.

– Правильно, – согласился Полянский. – А то мы тут все разговоры разговариваем.

И вдохновленный перспективами престарелый капитан милиции привез бригаду Кряжина к дому с черепичной крышей и кирпичными стенами. Железные ворота, кованая ограда. Отец управляющего казино «Эсмеральда» разводил пчел в полной безопасности.

– Витька! – нажав у двери кнопку, сказал в переговорное устройство (увидев это приспособление, Кряжин снова вспомнил о цивилизации) дежурный.

– Ты какого хрена приперся? – донеслось сквозь стены и пространство.

– По пчелиным делам. – Капитан понимающе мигнул приезжим, улыбнулся и, отпустив кнопку, добавил уже для них: – У него два «кавказца» во дворе – жуть. На Спаса попа порвали, который дом святил.

С каждой минутой Подмосковье открывалось для Кряжина по-новому. Ему и в голову не приходило, что в сотне километров от Москвы есть столь заповедные места, где человеческие отношения находятся в таких непривычных по столичным меркам измерениях. Причиной катаклизмов, по-видимому, явилась привычка властей отселять наиболее несогласную с их политикой часть населения за сто первый километр. В связи с этим в ста километрах от Москвы образовалась вторая линия Кольцевой, где москвичей если и ждут, то только с дрекольем.

– Я сейчас собак спущу, – пообещало устройство. – И сразу тебе будет не до пчелок.

Но дежурного это не смутило, он снова подмигнул и заговорил:

– Ты лучше открой, Витька. Я все-таки представитель власти.

– Наконец-то, – пробормотал, водя вокруг себя глазами, полными иронии, Сидельников.

Устройство больше не разговаривало, вместо него тишину улицы стал нарушать голос хозяина дома, подходящего к воротам. Слушая эту русскую речь, изредка прерываемую печатными словами, которые казались в этом потоке дерьмословия совершенно лишними, советник развернулся к операм и показал глазами на пояс Сидельникова. Собаки все-таки. А от местных, как уже неоднократно приходилось убеждаться, ожидать можно всякого.

– Ты какого ляда… – начал старик, но закончить не успел. Несмотря на то что перед ним стоял человек в форме, видеть которого он привык каждый день, старик увидел незнакомцев и стал орать во двор, словно его резали: – Маня! Маня, мать твою! Спускай собак! Спускай собак!