Сергей Зверев - Холодная ярость

– Значит, он тоже сейчас в Гренландии? – спросила девица, демонстрируя Антонине Тимофеевне другую фотографию. На ней Коноваленко был изображен на носилках, в полной боевой амуниции, весь перевязанный и загипсованный, с натянутым на глаза капюшоном. – Этот снимок сделан несколько часов назад в Гренландии и передан всем информационным агентствам мира, – профессионально давила телеведущая.

– В какой Гренландии? – Хозяйка, словно загипнотизированная, смотрела на красную лампочку, горевшую на панели видеокамеры. – Он на учениях…

– Это же его командир? – не унималась настырная барышня. – Верно?

– Ну да, – согласно кивнула Антонина Тимофеевна.

– И этот человек, – девушка чиркнула ногтем по фотографии, – сейчас в одной из больниц Гренландии. Значит, и ваш сын тоже там?

– Мой сын за амуницией поехал, в Нижний Новгород. – Антонина Тимофеевна не моргнув глазом соврала, повторив байку Володи. – Я не знаю, может, этого человека и послали куда, – она указала на фото перебинтованного капитана, – а мой Володя каптерщиком служит.

– А как же вы тогда объясните, что на фотографии он с полной выкладкой? – не унималась дотошная журналистка. – И что может делать каптерщик при полной амуниции на полосе препятствий?

– А ну-ка, дамочка, – грозно подала свой голос Вероника Николаевна, доселе скрывавшаяся на кухне. Видимо, съемочная группа была не теми, кто должен был прийти за ней, и Кондратьева, послушав из-за двери разговор, осмелела и решительно вступилась за подругу. – Что тут происходит? Вы кто такая? – Вероника Николаевна уперла руки в бока, перегородив таким образом добрую половину небольшой комнаты, и грозно двинулась вперед, применяя тактику постепенного выдавливания за дверь.

– Я журналист, телеведущая, – вежливо улыбнулась представительница СМИ.

– А разрешение на съемки у вас есть? – грозно вещала Кондратьева. – Согласия хозяйки вы спросили? Тонечка, – Вероника Николаевна на секунду обернулась к подруге, – ты им обещала интервью?

– Нет, – затрясла головой хозяйка дома.

– Извините… – Девушка начала было качать права, но с Вероникой Николаевной такие номера не проходили. Уж эта роль была ей хорошо знакома. В театре ей постоянно доставались персонажи сродни фрекен Бок.

– Нет, уж это вы извините, – перехватила она инициативу, которую больше не собиралась выпускать из рук. – Кто вам дал право врываться к больной женщине со своими дурацкими расспросами? К инвалиду второй группы! – Вероника Николаевна зычно клеймила позором съемочную группу.

– Я не инвалид… – осторожно вставила хозяйка.

– Зато я инвалид. – Кондратьева грозно глянула на подругу. – И у меня больное сердце. Вы об этом подумали? А если бы вдруг случился приступ?

Вероника Николаевна грамотно оттерла опешивших телевизионщиков на лестничную площадку и захлопнула за собой дверь.

Антонина Тимофеевна постояла с минуту, прислушиваясь к подъездным словоизвержениям Кондратьевой, и вдруг у нее задрожали ноги, участилось дыхание и сердце в груди стало биться с такой силой, что каждый удар отдавался в глазах желто-черными кругами. До женщины стал постепенно доходить весь смысл только что произошедшего.

«Боже, боже… – горестно подумала Антонина Тимофеевна, с трудом представляя себе далекую Гренландию. – Володечка, милый мой, где же ты?» – задала она безответный вопрос. Она почти ничего не знала об этом заснеженном острове. Только то, что там очень холодно. Она представила себе снежную пургу, беспросветную полярную ночь, сорокаградусный мороз, от которого нет спасения… Неужели кто-то послал туда ее сына? Зачем? Почему? «Что с тобой, кровиночка моя?» – тихо прошептала Антонина Тимофеевна, потом вспомнила искалеченного, лежащего на носилках перебинтованного капитана, и большие слезинки медленно покатились по ее морщинистым щекам…

– Медвежата уже где-то недалеко, майор, – Уайнсли услышал в наушнике доклад одного из своих людей. – След четкий, недавно прошли. Снегопад прекратился, так что скоро мы их возьмем.

– Нам не они нужны. – Майор ворчливо напомнил цель задания. – Нам нужен другой русский.

Людей надо было остудить. Уж слишком лихо ушли россияне из-под самого носа коммандос, когда, казалось, еще минута-другая, и конкурентам придется убраться с дороги. И это разозлило не только Кристиана Уайнсли, но и его подчиненных.

– Огонь на поражение открывать только по моей команде. – Майор напомнил, кто тут командир и кто несет ответственность за ход всей операции. – И только тогда, когда я сочту это нужным. Мне не нужна война. Пусть и локальная.

– Майор, – снова заговорил один из коммандос, – эти русские постоянно крутятся у нас под ногами и путают наши планы. Не проще ли ликвидировать их сейчас?

– Не проще, – грубо отрезал Уайнсли. – На месте трех искореженных снегоходов могли оказаться трое из вас. Кому-нибудь улыбается такая перспектива? – спросил он, обращаясь ко всем сразу. – Нет? – переспросил он молчаливых подчиненных. – Тогда делайте то, что я сказал. Русские тоже не рогатками вооружены. Их сани мы здорово искалечили, поэтому, если мы их встретим – в бой не вступать, – приказал Уайнсли. – Мы просто обгоним их и пойдем по следу этого русского, Еременко. Напоминаю, – повысил голос командир, – наша цель не бой с русским спецназом, а пассажир из разбившегося самолета. Живой или мертвый. Лучше, конечно, живой. – Свой строгий наказ майор закончил сплачивающей, по его мнению, шуткой. – За живого обещали заплатить больше.

– Майор, – позвал командира ближайший помощник, – а что мы будем делать с ирландцем? Ликвидируем как ненужного свидетеля?

– Зачем? – удивился майор. – Нам лишние проблемы и разговоры ни к чему. Чем больше людей будут искать, тем больше будет возникать вопросов, тем вернее смогут выйти на нас и наше задание. Повторяю, без крайней необходимости оружие в ход не пускать. А русского с ирландцем мы просто разлучим. Ирландца отправим в госпиталь, как и положено, а русского – по другому адресу.

– Если он жив, – раздалось в наушнике командира.

– Думаешь, мишка мог его загрызть? – спросил майор.

Уайнсли и самому приходила в голову такая мысль. В отличие от наших спецназовцев, которые застали в живых случайного свидетеля разыгравшейся драмы фээсбэшника Шулипова, что произошло возле снегохода, коммандос могли представить себе только по следам на снегу. И эти следы сильно озадачили майора. Он видел следы борьбы человека с человеком. И боролись О’Брайан с Еременко – ботинки были гражданские в отличие от рифленой подошвы русских спецназовцев. Видел он и дорожку в каплях крови, ведущую к пропасти. Значит, схватка была смертельной, но кто в ней победил – этого Уайнсли не знал. Кроме того, командир видел и следы медведя, который кого-то явно загрыз…