Б. Седов - Без Веры

– А мне в этой фантазии найдется местечко? – тут же поинтересовалась Кристина. – Или я только должна раздобыть ракеты, и все? Больше ни в чем участвовать мне не доверишь?

– Еще как доверю, – улыбнулся я, с удовольствием отметив, что девочка так и рвется в бой за меня. – Тебе здесь отведена главная роль. Слушай, что надо делать.

– Слушаю.

– Для начала, – начал рассказывать я, стараясь не упустить какую-нибудь незаметную, но важную мелочь, которую добавить потом, может, будет уже невозможно, – ты должна втереться в доверие к дяде. Так чтобы он увидел, что ты сломлена, что ты смирилась. Ты – сама покорность. Ты – само послушание. Ты ходишь на цырлах, лишь бы дядюшка не забрал у тебя меня. И вот когда он поверит. – Я блаженно зажмурил глаза и елейным загадочным голосом проворковал: – Когда он поверит, тогда-то все и начнется…

Хитрый-хитрый, осторожный и бдительный, но кум поверил тому, что племянница ни с того ни с сего превратилась в пай-девочку, сразу и безоговорочно. Резкие перемены в характере строптивой Кристины, как ни странно, не насторожили повидавшего всего в жизни вертухая. Пожалуй, настолько хотелось несчастному дядюшке видеть свою племяшку именно такой, какой та вдруг предстала перед его очами в последние дни, что застила проницательный взор Анатолия Андреевича блаженная пелена. И забыл он и о том, что бесплатный сыр бывает лишь в мышеловках, и о том, что не к добру происходят в непослушных племянницах столь разительные перемены. В лучшем случае, эти племянницы в ближайшее время начинают чего-нибудь клянчить в награду за свою нежданную добродетель, в худшем – выкидывают такое! В этом плане Кристина не была исключением.

Наконец-то выпущенная из-под ареста, весь первый вечер свободы она потратила на постоянные уверения дядюшки в своей полной лояльности и нерушимости родственных уз, которую больше никогда не поставит под сомнение во имя какой-то псевдолюбви к уголовнику.

– Нет, конечно, я очень нуждаюсь в нем, – разглагольствовала Кристина, сидя на кухне напротив Анатолия Андреевича и скромненько потягивая из блюдечка чай, – но если б я знала о том, что он пишет в тех письмах, которые я относила Баранову, неужели бы стала потворствовать этому бесу в подготовке побега. Согласись, дядя, что я меньше кого-либо заинтересована в том, чтобы вновь потерять Костоправа.

– Не называй его так. Был Костоправ, да весь вышел. Теперь он никто. – Кум из аляповато раскрашенного графинчика плеснул себе водки. Сегодня по случаю нормализации отношений с племянницей он даже отменил очередной поход к пэвэошникам, но сделать перерыв в набиравшем обороты запое уже был не в силах. – Неужели, и правда, не заглянула ни в одну из записок, что относила?

– Ни в одну. Я об этом даже не думала.

– Странно, – недоуменно покачал кум головой, снайперским взглядом смерил уровень водки в стакане и, решив, что налицо недолив, опять протянул руку к графину.

«Конечно, странно тебе, вертухаю, – поморщилась Крис, наблюдая за тем, как дядюшка, крякнув, опрокинул водку в себя. – Ты бы сунул свой нос туда первым делом. И когда ж ты нажрешься и отправишься спать?! Задолбал, дядя Толя! Запарил, синяк! Я уже выведала у тебя все, что хотела. Даже больше. На сегодня достаточно».

Она и не рассчитывала на такой успех в первый же вечер. Подвыпивший дядюшка сразу выложил ей все, что необходимо.

Он действительно стал лепшим корешем и надежнейшим собутыльником троим офицерам, прибывшим в Ижму с официальным визитом, немедленно переложившим командование на широкие плечи старшего прапорщика и поспешившим предаться чревоугодию, пьянству и плотскому блуду. Здесь Анатолий Андреевич как нельзя лучше подходил в качестве гида по Ижме и близлежащим окрестностям – знал, где купить хорошего самогона, где найти толстых, жаждущих ласки красавиц и где лучше всего ловится сиг. Он даже был приглашен на пару дней в Сыктывкар с ответным визитом. Один из офицеров должен был лететь туда через несколько дней, сопровождая какой-то груз, извлеченный из недр секретного объекта. Вот Анатолию Андреевичу и предлагалось место в армейском МИ-8.

Наутро, как только он, похмелившись и ополоснув холодной водой оплывшую рожу, ушел на работу, Кристина засобиралась в гости к Ане Шевчук.

Дядя, как и обещал накануне, не стал ограничивать племянницу в свободе передвижения по поселку и не запер ни дом, ни ворота, ни, тем паче, Кристинину комнату. Доверчиво удовлетворился честным словом племяшки «не топтаться весь день около гаража», и, в общем-то, это обещание ею было сдержано. В первую очередь, потому, что на разговоры с Костей попросту не было времени. Кристина ограничилась тем, что, уткнувшись в щелку гаражных ворот, коротко доложила о том, что вчера узнала от дяди, и поспешила в поселок на поиск ракет.

Она так и не смогла придумать какое-нибудь правдоподобное вранье в ответ на вопрос: «А зачем тебе эти ракеты?», который первым делом должна была задать Аня, и когда та на самом деле спросила:

– А зачем тебе эти ракеты?

Крис сделала большие глаза и простодушно ответила:

– Как зачем? Запускать.

– А я-то уж думала, что убивать своего дядю Толю, – улыбнулась Аня и пригласила Кристину на кухню пить кофе и обучаться ставить тесто на пироги, даже не представляя, что сейчас почти угадала преступные замыслы своей малолетней подружки.

Они провозились на кухне до самого вечера, пока не вернулся с работы Паша Шевчук, и Крис уж было решила, что Аня, выслушав ее нелепую просьбу достать ей ракеты, тут же выкинула ее из головы.

«Придется напоминать еще раз, – думала она. – А что будет, если она мне откажет? Просто ответит, что нету и достать больше негде? Где тогда искать Костоправу оружие?»

Но Аня, стоило Крис засобираться домой, вдруг отозвала ее в сторонку и, так чтобы не видел супруг, сунула в руку две картонные трубки, столь знакомые по апрельским забавам, когда они вместе с Пашей, Татьяной и Татьяниным мужем на двадцатое и двадцать второе [20]устроили парочку фейерверков.

– Павлику не показывай, – заговорщицки подмигнула Аня и отметила: – Я так и не получила ответа, зачем тебе эти ракеты. Надеюсь, не для чего-то дурного.

– Нет, конечно, – искренне ответила Крис. Она сейчас не кривила душой и была уверена: ничего благороднее освобождения Костоправа, в которое она готова вписаться, не придумаешь.

Дядя опять урулил к своим офицерам пьянствовать водку, и Крис без помех провела весь вечер возле гаражных ворот, еще раз внимательно выслушивая наставления Кости насчет того, как ей теперь предстоит парить дядюшке мозги.

А предстояло Кристине ни много ни мало, а именно сыграть смертельно больную для сериала «Скорая помощь». Хотя ей, наркоманке, в последнее время пережившей парочку тяжелейших ломов, вжиться в образ умирающей было нетрудно. Куда сложнее было изобразить пьяную в хлам, оставаясь при этом кристально трезвой.