Б. Седов - Без Веры

«Схожу. Куда денусь? – подумал я и звякнул цепью: мол, давай, хозяин, расковывай. – Тем более что сейчас по сценарию мне как раз предстоит осматривать Крис, ставить диагноз: сухая ломка с осложнением в виде делирия, [21]и настаивать на том, чтобы больную даже не думали класть в ижменскую больничку, а срочно решали вопрос ее транспортировки в краевой центр. И, естественно, я должен туда отправиться с ней в качестве сопровождающего. Ради того и заварена вся эта каша».

Анатолий Андреевич – тишайший и скромненький, – и не пытаясь потрясти у меня под носом ГПУТом или напомнить мне о коленной чашечке, достал из кармана ключ от наручников и отомкнул браслет на моей правой руке.

– Пошли, что ли?

– А костыли? – напомнил я. Не хрен куму раньше времени знать о том, что я могу обходиться без них.

– Костыли? Вот про них-то я и забыл, – виновато потупился Анатолий Андреевич. – Обопрись о меня.

Что же, оперся, раз предлагают И доковылял еле-еле до дома, кое-как взобрался по лестнице на крыльцо, вошел в такую знакомую мне прихожую. Как давно я здесь не был!

Я, по-прежнему опираясь на кума, вошел в комнату Крис и сел на постель у нее в ногах. Крис приоткрыла глаза и прошептала чуть слышно:

– Вот так… Заболела… Хреново мне.

«Ну, актриса! – поразился я. – Как легко она вжилась в свою роль. Вот только для полноты образа не помешало бы этой красавице быть чуть-чуть побледнее. И не помешали бы несколько капелек пота на лбу. Впрочем, изменить свой внешний вид со здорового на болезненный выше возможностей Крис. И нечего придираться к девчонке. Она и так сделала все, что могла».

– Принеси мне костыли, – повернулся я к куму. – И градусник.

Хотя ни то ни другое были мне не нужны. Просто я хотел, чтобы этот пыхтящий над ухом обеспокоенный родственник убрался из комнаты, дал мне побеседовать со своей племяшкой наедине.

– Как ты? – проводив взглядом скрывшегося за дверью Анатолия Андреевича, спросил я Кристину.

– Как видишь. Болею, – широко улыбнулась она. – Уже запарилась валяться в постельке и тихо стонать. Поцелуй меня, Костя.

– Погоди. Еще нацелуемся. Будет у нас впереди куча времени. А пока расскажи-ка мне лучше, как все удалось? Все сделала, как я просил?

– Все. Выцедила граммов сто самогонки и чуть не блеванула. И как мужики только пьют эту синьку! [22]

«Зато мужики не колют себе героин», – машинально подумал я.

– Потом чуть-чуть облила себя и постель, чтобы от меня посильнее воняло.

– Я чувствую.

– …но, думаю, все это ни к чему. Дядя один хрен ничего не учует. От самого несет, как от бочки с винищем! Правда, он вчера вечером был почти в норме. Даже странно. Самогон, что ли, там у них кончился?

– Ты отвлеклась, – напомнил я.

– Ничего подобного. Я вот к чему. Дядя был вчера более или менее трезвый и засек без проблем, что я, типа, кривая, как сабля. Он даже спросил, где так назюзюкалась, но я послала его подальше. А утром, когда он стал собираться на службу, я вышла из комнаты, сказала, что мне очень хреново и грохнулась прямо посреди кухни. Короче, опустила его на такие измены, что он аж весь затрясся.

– Трясет его не от этого, – заметил я и умолк, потому что в комнату с костылями и градусником прошмыгнул кум. – Спасибо, Анатолий Андреевич. Костыли в угол, термометр мне, – коротко распорядился я. – И выйди. Дверь прикрой за собой. Сейчас буду осматривать Крис. Не фиг пялиться на племянницу.

– …Я даже бросила под кровать тюбик «Момента», как ты и просил, – стоило куму вновь выйти из комнаты, продолжила Кристина рассказ с того места, на котором прервал ее дядюшка. – И дядя Толя сразу его обнаружил. И надеюсь, сделал верные выводы.

– Да, он мне об этом уже рассказал.

– Вот видишь? Правда, я молодец?

– Сама себя не похвалишь, никто не похвалит, – ухмыльнулся я. – Хотя, согласен, ты молодец. Все делаешь пока на пятерку. Продолжай в том же духе, и у нас все срастется.

– Поцелуй меня, Костя, – томным тягучим голосом еще раз попросила Кристина. – И осмотри. – Она закрыла глаза и откинула в сторону одеяло. – Ты же обещал дядюшке меня осмотреть.

«А обещания следует выполнять, – подумал я. – За слова, даже если они сказаны мусору, надо всегда отвечать. Так что, хочешь не хочешь, придется осматривать Крис».

Впрочем, что значит «хочешь не хочешь»! Я этого очень хотел! После недельного-то воздержания! Вперед!

И я потянул вниз Кристинины трусики, стараясь не думать о том, что куму сейчас вдруг взбредет в голову дурацкая мысль неожиданно войти к племяннице в комнату. Вот будет удивлен этот легавый моей извращенной методике диагностики.

Ближе к вечеру, как раз перед тем, как появилась все-таки вызванная Анатолием Андреевичем «скорая», у Кристины «конкретно сорвало башню». Увидеть это мне, к сожалению, не довелось. Перед самым приездом врачей – точнее, зачуханного фельдшера и медсестры – кум от греха подальше спровадил меня в гараж.

– Не обижайся, Разин, – при этом оправдывался он. – Так надо. Еще чего-нибудь выкинешь при посторонних.

– Да-да, конечно, – снисходительно кивнул я. – Я понимаю. – И весело подмигнул Крис, которая уже начала разыгрывать сцену «delirius tremens».

– Блин, вырубите же наконец эту сраную музыку! – второй раз за последние пару минут потребовала она.

– Какую музыку, Кристя? – дернулся было к племяннице Анатолий Андреевич, но я уже, ухмыляясь, решительно двинул на костылях к входной двери, и он был вынужден поспешить за мной. Ограничившись тем, что успел пробормотать, выходя из комнаты: – Нет никакой музыки. Тебе это кажется.

– Сперва мерещится музыка. Потом человек хватается за топор и начинает отбиваться от гоблинов, – злорадно заметил я, когда мы уже пришли в гараж. – Это называется белой горячкой. И может толкнуть больного черт знает на что. Вплоть до убийства. Или до суицида. А может привести к нарушению.

– К нарушению? – вопросительно посмотрел на меня кум.

– К инсульту, – расшифровал я. – К параличу. Иди к племяшке, Анатолий Андреевич. И не своди с нее глаз. И не вздумать отправить в больницу. Ее там доконают.

– Все же, считаешь, ей надо лететь?

– Да. В Печору или Ухту. И не просто считаю, я в этом уверен. Так что, бери направление и вызывай вертолет.

– Хорошо, я подумаю, – пообещал мне хитрый мерзавец, так ни словом и не обмолвившийся о том, что как раз завтра столь нужный нам вертолет должен прилететь в Ижму. Если, конечно, Крис не ошиблась. Но об этом мне не хотелось даже и думать.

Кум свалил встречать «скорую помощь», и я надолго остался один. Сидел на подстилке и слушал, как кто-то топает по крыльцу и как совсем рядом с моим гаражом о чем-то переговариваются незнакомыми голосами двое мужчин.

«Вот была бы жопа Анатолию Андреевичу, – представлял я, – если бы я сейчас начал колотиться в ворота и отчаянно взывать о помощи! Хотя возможность проорать на всю округу сигнал SOS у меня была постоянно в образе верной и исполнительной Крис. Но только чего я добился бы, сообщив о себе всем-всем-всем? В лучшем случае из гаража опять переехал бы в зону. В худшем – мой отчаянный призыв о помощи просто бы не расслышали. Или бы все же расслышав, махнули рукой: „Да и черт с тобой, Разин. Сидишь и сиди дальше. Радуйся, что тебя кормят и за тобой выносят парашу. Никаких забот, никаких проблем. А вот у нас и без тебя, ненаглядного, этих забот и проблем предостаточно. Так что извини. Некогда“.