Сергей Алексеев - Удар «Молнии»

«Ковбой» внезапно рассмеялся, плюнул Грязеву под ноги.

— Дурака нашел? Ну, падла, наглый! Губу раскатал, сейчас скажу, только шнурки поглажу… А еще русский, шкура продажная! Вынюхиваешь ходишь, кто остался? Тебе сколько платят, ублюдок?!

Саня чего-то подобного ожидал, поэтому к ругани и обвинениям отнесся спокойно, даже мысленно похвалил парня — этого на мякине не проведешь…

— Значит, я не внушаю доверия? — посожалел он. — Обидно… Понимаешь сам, удостоверения в кармане носить не могу, тем более, сюда приехал из-за границы…

— Пой, пой, пташечка! — «Ковбой» как-то странно поправлял бушлат, словно приучивал к движению — вероятно, где-то под ним было оружие. — За границей выучился петь?

— Положи руки на колени. — Грязев брякнул автоматным ремнем. — И сам подумай, зачем мне вынюхивать? Проще сейчас допросить тебя с пристрастием или передать чеченцам, если я их шпион, правда? А я сижу тут и веду с тобой тары-бары. Это после того, как вы мою машину спалили на дороге.

— Да у тебя на роже написано — провокатор! Ну, падла! — Это уже относилось к оруженосцу. — Зря я не урыл тебя, сука!

— У него есть станция радиоперехвата! — неожидан-но заявил тот, указывая пальцем на «ковбоя». — Он заставлял меня слушать!..

— Молчать! — взревел «ковбой». — Удавлю, если пикнешь!

Оруженосец отошел поближе к Грязеву, словно искал защиты, заговорил торопливо:

— Спецназ, который вы ищете, сейчас находится в районе Умара, это по дороге на Бамут…

— Убью, гад! — дернулся «ковбой». — Закрой рот, скотина!

Тот спрятался за спину Грязева, втянув голову в плечи, кивнул на своего товарища:

— Он с ними встречался, на моих глазах. Со снайпером разговаривал. Позавчера… У них постоянная связь по рации, в половине одиннадцатого вечера выходят в эфир.

«Ковбой» заскрипел зубами.

— Видишь, приятель-то у тебя? — усмехнулся Саня. — Сдает тебя — глазом не моргнет. А если бы я в самом деле был душманский лазутчик?

— Пожалел суку! Матерью поклялся.

— Да, брат, вот тут-то ты промахнулся. Меня обвинил во всех смертных, а сам змею на груди пригрел… Ну ладно, потом с ним разберешься. Так спецназ в районе Умара? Или у вас такая игра на случай если прихватят? Ты не наврал мне, парень?

— Нет, я сказал правду! — Оруженосец испуганно завертел головой. Позавчера там были, гранатометы принесли и радиостанцию… Вы домой меня отпустите? Я знаю, как идти, один доберусь… Мне же недалеко, до Воронежской области!..

— Я вас обоих отпущу, — пообещал Грязев. — Война же кончилась, можно идти домой.

— Только по отдельности! Я его боюсь! Он насильно меня водил с собой, потому что радистом был и чеченский знаю. Говорить не могу, но все понимаю…

— Вот горе-то горе, — вздохнул Саня. — Ладно, отпущу по отдельности…

Вероятно, от радости, доверчивый оруженосец потерял бдительность, вышел из-за спины. Да и сам Грязев сплоховал, отвлекшись на спецназ под Умаром — «ковбой» не упустил мгновения. Показалось, он лишь едва коснулся спины своего приятеля — ножа Саня не заметил, — а тот вдруг ткнулся головой в грудь, вцепился руками в плащ и стал медленно оседать.

— На тебе, падла! — чуть запоздало прохрипел «ковбой».

Грязев выбил у него нож из левой руки — вероятно, потому и не заметил вовремя, что следил больше за правой, сбил на землю.

— Ты что сделал, сволочь? Зачем ты его?!

Он перевернул оруженосца — измазался в крови. Тело его мелко подрагивало в агонии, сжимались и разжимались кулаки…

— Знал бы — раньше замочил! — выдавил «ковбой». — Жалел гада…

Саня вытер руки о траву, встал над убитым, не спуская глаз с «ковбоя».

— Сумасшедший!.. Это же был человек! Понимаешь?

— Это — не человек! — выкрикнул тот. — Это скотина, раб! Раб по жизни и по духу!

Удар был профессиональный, точно под левую лопатку, в сердце. Смерть эта не то чтобы потрясла, а как-то возмутила, озлила Грязева чувством собственной вины, как было там, на Балканах, когда он сам резал выняньченных своими руками диверсантов.

— Прости, брат, — сказал он мертвому. — Война есть война…

«Ковбой» отчего-то присмирел, сидя неподалеку на земле, в сумерках вдруг пропали его блистающие огромные глаза и белело только узкое тонкое лицо.

— Уходи! — приказал Грязев. — Похорони… товарища и уходи.

— Оружие отдашь? — минуту помолчав, спросил он.

— Нет, не отдам! Иди домой! Хватит, навоевался.

Это он пропустил мимо ушей, встал.

— Ну и хрен с тобой, не отдавай. Что я, в Чечне оружия не добуду?

— Я сказал — иди домой! — приказал Саня, хотя чувствовал, что это бесполезно.

Парень снова сел, искоса глянул на мертвого.

— Он был раб!.. Пятнадцать месяцев назад дезертировал, паскуда. Продал автомат духам и удрал. Они же его и поймали… И сделали рабом! Потом что он был по жизни раб! А я хотел сделать из него человека… Ты меня слышишь?

Грязев молчал, и это заставляло «ковбоя» оправдываться.

— Он, падла, целый год добровольно жил в рабстве! Говорит, даже ночью не охраняли… Он, сука, всех нас опозорил! У духов коронка — иметь русского раба! Который работает и не убегает. Они их как скотину продают, отдают за долги, меняют… Честное слово, думал, человеком сделаю! А из раба человек уже не выходит… Я его же у духов отбил. Везли менять на какого-то чеченца, который в Моздоке сидит… Он, паскуда, дезертировал, да еще и к мамке привезут? А потом еще женится, потомство даст?! Ну, что ты молчишь? Скажешь, я не прав?

— Ты тоже дезертир, — мрачно отозвался Саня. — Так что помалкивай.

— Кто? Я — дезертир? — взорвался «ковбой» и снова заскрипел зубами: с нервами у него было совсем плохо…

— Войска вывели, а ты здесь…

— Надо мне, потому и здесь, — все-таки справился с собой вояка, но хватило ненадолго. — Мочить их буду, пока жив! Пока всех не уничтожу лично, своей рукой. Пока последнего не урою!

— Всех не уроешь, потому что с нервами у тебя совсем худо.

— Я два раза Гудермес брал!

— Ну и что?

— Как — что? — вдруг изумился он. — Два раза брал! Гудермес! Какие тут нервы? Тем более, во второй раз у меня… Духам положена кровная месть, а нам что? А мне что?! И я буду мстить. Пока всю эту банду не перережу. Как я пойду домой, сам подумай?

— У тебя что, брат погиб? — спросил Саня. «Ковбой» несколько минут ковырял землю и осторожно, чтобы не слышали, швыркал носом.

— Не брат… Брата у меня нет. Отец. Его раненого в плен захватили, когда во второй раз брали Гудермес. Ладно бы просто убили… Над телом надругались… Я нашел, кто, всех по именам знаю, всю банду. Трем отомстил. Еще пятеро по земле ходят.

— Отец был офицером?

— Да нет, рядовой. В одном отделении были… Приехал за мной. Помнишь, московские ублюдки подхватили душманскую кампанию, чтоб родители детей из Чечни забирали? Ну вот, батя и прилетел сюда, с матерями. Уговаривать, — он довольно быстро успокоился — тайно выплакался. — А посмотрел, что творится, и остался. Заключил контракт. Полгода вместе воевали. Он тоже когда-то в десантуре служил срочную… На моих глазах взяли. Меня тоже ранило, девять осколков достали… Патроны кончились, падла! Последнюю гранату кинул… и не докинул, только самого оглушило.