Иван Стрельцов - Морской закон

– Подробный – нет, а вот приблизительный – пожалуйста, – последовал невозмутимый ответ.

– Приблизительный не подходит. В приблизительном не узнаешь, какие эти гады ловушки там пристроили. То ли ямы с кольями, самострелы всякие или ядовитые змеи, например.

– Рикардо, ты слишком увлекался фильмами об Индиане Джонсе. Главная ловушка – это сам султан, его безграничная власть и кровожадная натура, – немного осадила авторитета Алена.

– Логично, – вынужден был согласиться Сервант, хотя напоминание о колумбийском имени ему не понравилось. Вида мужчина не подал. Нежно проведя огромной, как лопата, рукой по волосам своей подруги, он тихо сказал: – Ну а теперь, золотце мое, посмотрим, как живут местные пролетарии и где они трудятся. Может, где чего интересного и увидим…

Замок дважды щелкнул, и от сильного рывка дверь широко распахнулась, пропуская вбежавших шестерых тюремщиков. Трое навалились на Христофорова, двое других бросились на Лялькина. Кирилл сразу сообразил, в чем дело, и, отпрянув к стене, прямым в челюсть сбил первого надзирателя, ударом ноги согнул пополам второго и уже собрался броситься в контратаку на третьего, но тот оказался проворнее своих коллег.

Удар электрического разряда сбил парня с ног, и его тут же оседлали очухавшиеся надзиратели, заворачивая руки за спину. Щелкнули на запястьях пленника наручники, голову надежно прикрыл мешок.

– Тащите их в «зал награждений», – донесся из коридора голос комиссара полиции. Сегодня Абуала Малик явился на службу без своего официального костюма и неизменных солнцезащитных очков. Главный полицейский непонятно по какому случаю вырядился в длинную белоснежную рубаху, белые шаровары, на ногах были плетеные сандалии из буйволиной кожи, а на голове круглая плетеная шапочка, похожая на турецкую феску начала прошлого века.

Пропуская между пальцев костяшки четок, Малик больше походил на торговца средней руки с Буктарского рынка, чем на грозного полицейского чиновника.

С бесстрастным видом комиссар наблюдал, как надсмотрщики выволокли из камеры два бесчувственных тела и потащили по коридору.

«Зал награждений» – так в тюрьме называли пыточную камеру. Просторное помещение с высокими потолками (размерами с нормальный спортивный зал) было обустроено со знанием дела. Здесь было предусмотрено решетчатое колесо для растягивания на дыбе, кресло для выворачивания суставов с дополнительным набором инструментов, позволяющих дробить кости и вырывать ноздри, множество других приспособлений средневековых пыток. Но кроме раритетов в наличии имелся арсенал современного оборудования для выбивания показаний.

Комиссару Малику больше всего нравилась панцирная сетка от обычной кровати, к ней привязывали заключенного и подключали электричество, а при допросе следователь варьировал напряжение. Для большего эффекта допрашиваемого можно было поливать водой, тогда несчастный буквально искрился, как бенгальский огонь. В этом «зале награждений» много чего интересного было, но…

Абуала Малик тяжело вздохнул, вспомнив категоричный приказ американца: «Добиться от них признания в убийстве, но так, чтобы внешность не пострадала».

Приказ тяжело было выполнить, предстояла настоящая ювелирная работа, поэтому наблюдать за ходом «дознания» комиссару предстояло лично.

– Сажайте их на верстак, – приказал Малик, когда арестованных затащили в «зал награждений». Обоих арестованных усадили на длинный металлический станок, грубо сваренный из толстых стальных уголков. Наличие креплений для конечностей и миниатюрная лебедка, позволяющая раздвигать станок или, наоборот, сжимать его, являлись восточным воплощением древнегреческого «Прокрустова ложа».

С пленников грубо сорвали холщовые мешки, они невольно зажмурили глаза от яркого света нескольких ламп, установленных на небольшом столике, за которым уже восседал Малик.

Свет был настолько сильным, что не было никакой возможности открыть глаза, поэтому пленники так и сидели зажмурившись.

Сначала до слуха Владимира Христофорова донесся клекочущий на арабском голос, потом последовал русский перевод сказанного:

– Так как вы отказались от сотрудничества с нашим другом, мы вынуждены дать делу официальный ход. – Короткая пауза, и вновь раздалось гортанное бормотание, затем вновь русский перевод. – Но так как вы оба симпатичны господину комиссару, он хотел бы вам еще раз напомнить о том, что в Буктаре за преднамеренное убийство полагается смертная казнь. Поэтому вам предлагается подписать добровольное признание, в этом случае, возможно, вас пощадят и заменят смертную казнь десятью годами тюрьмы. Подобные прецеденты уже были. В самом крайнем случае вы получаете право обращаться к султану с прошением о помиловании.

Голос переводчика был с сильным восточным акцентом, с пленниками разговаривал араб, а не заокеанский вербовщик.

– Если вы правильно поняли только что сказанное, кивните, – предложил напоследок переводчик.

Пленники синхронно кивнули, и тут же свет погас, теперь можно было открыть глаза без боязни опалить сетчатку.

Открыв глаза, Владимир Николаевич увидел за столом, как он и ожидал, комиссара Малика, рядом с которым сидел немолодой араб с узким аскетичным лицом и большими умными глазами.

Перед главным полицейским султана лежали два стандартных листа, исписанные арабской вязью. Абуала Малик мягко улыбнулся и положил на бланки чернильную ручку с золотым пером, жестом показывая, что документы нужно заверить личной подписью.

Христофоров набрал полные легкие воздуха и громко и четко произнес:

– Мы – граждане Российской Федерации – требуем встречи с послом.

Переводчик услужливо довел заявление арестованных до сведения комиссара. В ответ полицейский вновь лишь улыбнулся и понимающе кивнул. В ту же секунду Владимира пронзила острая боль в пояснице. Тюремщики знали свою работу на «отлично», умело нанесенный удар по почкам заставил пленника взвиться в полном смысле слова, но почти сразу же последовавший второй удар кулаком в печень приземлил его. Затем надзиратель ухватил Христофорова за ворот тюремной робы, собираясь нанести удар в лицо.

– Не сметь! – вовремя заорал комиссар. – Ни в коем случае нельзя им портить внешний вид. Этих убийц еще предстоит предъявлять журналистам.

Надзиратель послушно склонил голову и с размаху нанес удар ребром ладони под нижнюю челюсть пленника. Удар оказался такой силы, что Владимир Николаевич, не издав ни звука, завалился на бетонный пол.

Оставив его, четверка надзирателей накинулась на Лялькина, принявшись от души дубасить его тяжелыми, но не оставляющими следов резиновыми дубинками. Как только и второй пленник замер без сознания, комиссар приказал: