Лев Пучков - Спецы: лучшая проза о борьбе с наркомафией

– Вдох!

– Ххххх-ап!

– Выдох!!!

– Арррр!!!

Вообще я себе это так представлял: один короткий сильный удар, острый болевой проблеск сведен на нет выдохом-криком (насчет «штанги» Разуваев хорошо придумал – молодец) – и долгожданное чувство освобождения: вот он, твой осколок, держи на память…

А на деле вышло так: Разуваев не ударил, а навалился всей своей немалой массой и давай давить что есть дури!

– Ррраз! – ни фига.

– Ддва! – аналогично.

– Тррри! – а вот хрен вам по всей морде, чтобы голова не качалась.

В итоге этот штырь погнулся, осколок остался на месте, а я за эти три попытки весь превратился в одну сплошную боль.

Почему-то остро заболели отсутствующие зубы, все давешние переломы, многократно битая голова, а раненое плечо утратило первоначальное значение и стало центром организма и мироздания в целом.

– Убей меня, животное! – я брызгал слюной и орал как бешеный, вцепившись Разуваеву в ноги и пытаясь повалить его, – у него есть нож, надо срочно разрезать плечо, достать эту дрянь или даже вообще ампутировать себе руку. – Отрежь мне плечо, б…!!!

Разуваев возился со мной, как с больным ребенком: бить не стал, прижал к земле, подождал, когда приступ ярости сошел на нет, и дал водки. Я высосал полбутылки прямо с горла, при этом чуть не задохнулся, долго кашлял, потом притих и пожелал немедленно умереть. Жить в таком гадском состоянии мне не хотелось: это может показаться глупостью, но вся вселенная для меня в тот момент сосредоточилась на крохотном куске железа, что сидел в моей рваной плоти. Он жрал меня изнутри, грыз, как злобный стальной хомяк, и посылал болевые импульсы в каждую клеточку моего многострадального организма. Если эту мерзость нельзя достать – надо убить себя, чтобы хотя бы таким образом прервать этот кровавый триумф воплощенной боли.

– Серый, отрежь мне плечо. Или пристрели – не могу больше…

– Да-да, сейчас… – Разуваев возился с одним из трофейных мобильников – морща лоб, пикал кнопками – видимо, вспоминал номер.

– Ты куда звонишь?

– Медику.

– Зачем?!

– Сами мы не справимся. Я тут сглупил, конечно, думал, получится…

– Нельзя нам в больницу. Возьмут обоих.

– В больницу и не поедем.

– А куда?

– У нас есть медик, который сто пудов не сдаст.

– Это кто?

– Это Бубка. Заодно спасем его никчемную жизнь – если еще не поздно.

– Это бред, Серый. Мы что, в Черный Яр поедем?!

– Да, вариант – не фонтан… Но – это единственный вариант.

– Я никуда не поеду.

– А я тебя и не спрашиваю. Заткнись на минуту – не могу номер вспомнить…

– А я говорю: плохая идея!

– Да, идея не фонтан, но… А, вот, кажется, это оно самое… Бубка?.. Гунн в пальто! Слушай внимательно. Бери все лекарства и инструменты – какие есть. Надо осколок из плеча достать. И – бегом из дома. Ты понял, нет?.. Нет, не шутка. Очень скоро тебя придут убивать. Вообще странно, что до сих пор еще не пришли: глянь в окно, никто там не прется?.. Да не шутка, я же сказал! Никуда не заезжай, особенно в клинику – они уже там. А, да: у тебя телефон «серый» или с магазина?.. С магазина? Ну и дурак. Выкинь его… Да затем, что слушать будут, если уже не слушают… Да, серьезно. Короче! Надо достать осколок из плеча. Глубоко сидит. Подумай, что тебе пригодится… Что значит – «куда»? Сам не догадался?.. Слушай, ты давай: включай мозги прямо сейчас, а то они тебе больше не понадобятся. Короче, дуй на ту поляну, где тебя чуть не закопали. Понял, нет?.. Ну вот, молодец. Доедешь до бетонки, тачку бросишь, дальше – пешком… Да, обязательно! За тобой может быть «хвост». Все, давай – удачи…

Пообщавшись с врачом, Разуваев деловито влил в меня еще полстакана водки, откинул спинку водительского сиденья, и мы убыли на север. Разуваев, естественно, рулил – я был совсем никакой.

Так… А, ну да: дорога – враги – в любой момент могут перехватить…

А страха не было. Ну совсем ни капельки. Как-то уже все глубоко безразлично было, буквально полнейшая апатия. Сами понимаете: за один вечер столько всего навалилось – иному и за всю жизнь испытать не доведется. Помнится, одна дилемма меня занимала: они нас «бэтээром» давить будут или с гранатомета пальнут? Или просто изрешетят из пулеметов? Мы же теперь в ранге «вооружен и очень опасен», так что разговаривать с нами никто не станет.

А потом я перестал париться и успокоился: какая разница, как убьют? Мы обречены, и точка – а способ нашего умерщвления в данном случае особой роли не играет.

Помните, я сказал, что ехать в Черный Яр – чистейшей воды самоубийство? Я был не прав. За то время, что мы здесь свирепствовали, Разуваев изучил окрестности, как карту эрогенных зон любимой женщины, и прекрасно знал, куда – можно, а куда – даже и пытаться не стоит. То есть мы запросто объехали лесом три поста и по проселочной дороге вырулили прямиком к лаборатории ядерной физики. А оттуда до заветной полянки было рукой подать.

Бубка был не один: он притащил с собой Людвига Зверева. Это его лучший друг, вечно угашенный человек-цветок, живущий в мире разноцветных глюков.

Разуваева такое отклонение от первоначального плана вовсе не обрадовало. Зверствовать он не стал – сдержался, но в мягкой форме выразил недоумение:

– Слышь, доктор, ты совсем дебил?! Ты на хера приволок этого обдолбыша?

– Он тоже человек, – заступился за друга Бубка. – Что ж, теперь я, значит, в бега, а его пусть убивают?

– Вот его-то как раз никто бы не тронул, – пробурчал Разуваев. – Ты – завклиникой, идешь в первом списке. А он – никто. Про него даже и не вспомнят.

– Я пригожусь, – Людвиг был обдолбан в меру, ситуацию понимал, чувствовал себя виноватым. – Я тут столько нычек знаю – год можно прятаться…

А мне было по фигу, хоть Людвиг, хоть весь персонал клиники в полном составе – один черт. К тому моменту у меня вполне развилось лихорадочное состояние и все вокруг плавало в красной дымке.

– Ребята, вы или пристрелите меня, или достаньте уже эту дрянь – я больше не могу.

– Достанем, – пообещал Бубка, наскоро осмотрев нас с Разуваевым при свете фонарика. – Садитесь, я вас отвезу куда надо…

«Куда надо» оказалось каким-то древним бункером в глубине леса. Толстенные ржавые двери с винтовыми задвижками, сырость, грязь, воняет плесенью, никакого тебе электричества и даже намека на элементарные удобства, освещение – керосиновые лампы, от которых почему-то несет солярой…

Короче – полная антисанитария и замшелый архаизм. Был бы в себе – ни за что не позволил бы ковырять свою плоть в таких дрянных условиях.

– Он боль плохо переносит, – предупредил Разуваев. – Надо бы чем-нибудь ширнуть или водки влить побольше.

– Вот же скот, – вяло возмутился я. – Давай вставим тебе в рану железяку и даванем что есть мочи. И посмотрим, как хорошо ты переносишь боль.