Виктор Доценко - Черный трибунал

Пропустив от Лютого сокрушительный удар в голову, Савелий долго не мог прийти в себя. Во рту сделалось солоно и гадко, картинка перед глазами троилась, и острая ревущая боль заглушала все иные ощущения. Сил, чтобы подняться, не оставалось вовсе. Способность мыслить вернулась к Бешеному лишь спустя минут пять. Пошатываясь, он встал, на ощупь нашел рукомойник, подставил окровавленные ладони под струю, помыл лицо. Холодная вода взбодрила, и Бешеный вновь ощутил в себе злой азарт охотника.

Ничего, еще не все потеряно. Враг избит, враг обессилен, врагу далеко не уйти. Может быть, он еще где-то тут, в ресторане, может быть, он у входа.

Может быть, еще удастся его догнать?

Но, выйдя в фойе, Говорков понял, что проиграл: ни Лютого, ни горбоносого киллера там не было. Лишь тоненькая кровавая дорожка к стеклянной двери обозначала их путь. Правда, в «линкольне» оставался Андрюшка — на него была последняя надежда.

Увы! И этой надежде тоже не суждено было сбыться. Выйдя из дверей, Савелий увидел Воронова — грязного, окровавленного, с пистолетом в руке.

— Ушел, сука… — виновато, стараясь не встречаться с Бешеным взглядом, произнес он. — Только что… Я стрелял, промазал, он меня оттолкнул, пистолет выбил и-в машину.

— Машину-то хоть запомнил? — Быстрота реакции вновь вернулась к Говоркову.

Сердиться на Андрюшку не приходилось: ведь и сам он, Савелий, тоже не смог остановить Лютого!

— Темно-серый «форд-эскорт», номер московский, две семерки, Е 207 АУ, — отрывисто бросил Андрей, пряча пистолет. — Только что отъехал, еще минуты не прошло. У него отсюда только одна дорога — на улицу Девятьсот пятого года.

Может, попытаемся догнать?

И тут Бешеный сделал отличный ход. Преследовать Лютого на миллеровском «линкольне» было глупо и нерасчетливо. Конечно же Нечаев отлично знал эту машину и потому, заметив за собой известный лимузин, наверняка попытался бы оторваться от преследователей. Для погони требовалась другая машина, и Савелий уже знал, какая именно.

Подбежав к «бьюику» с дипломатическим номером, Говорков рывком сдернул с себя куртку, обмотал ею кулак и одним ударом выбил ветровое стекло. Дико завыла сирена сигнализации, но Бешеного это не смутило: просунув руку в салон, он открыл дверцу и уселся за руль.

— Ты поведешь? — спросил Андрей, усаживаясь рядом. — А ты за штурмана будешь. И за стрелка-радиста. Звони Богомолову! — бросил Бешеный, доставая из внутреннего кармана десантный нож-стропорез, с которым никогда не расставался.

Завести двигатель было секундным делом: достаточно сковырнуть из гнезда замок зажигания, вытянуть пучок разноцветных проводов и замкнуть красный стартерный провод на массу.

Спустя мгновение двигатель завелся, и «бьюик» с дипломатическим номером, резво стартовав с паркинга, помчался во тьму от ярко освещенного фасада «Саппоро».

А Воронов, дозвонившись до Константина Ивановича, уже докладывал обстановку:

— Да, ему удалось уйти… Мы виноваты. Преследуем. На машине дипломата.

Он не один. — Коротко рассказав о событиях в ресторане, Андрей выслушал инструкции и, нажав на отбой, напряженно взглянул впереди себя — на подъезде к Краснопресненской набережной мелькнул серый «форд».

— Савка, жми! — извлекая пистолет, крикнул Воронов. — Гляди, вон он' — Вижу, — пробормотал Говорков, мгновенно перестраиваясь налево. — Ничего, Андрюшка, на этот раз ему не уйти! На перекрестке нагоним, сразу выбегай из салона и ствол в морду.

— Константин Иванович говорит — только живым брать. Обоих. Он сейчас опергруппу собирает, минут через десять выезжают. С дипломатом обещал все утрясти. Ментам из ГИБДД уже дана команда — машину с этим номером задержать, движение во всем районе перекрыть. Главное, не дать ему уйти.

— Возьмем живым, куда он денется. Бешеный вел машину уверенно и спокойно. Он знал, еще немного, еще чуть-чуть, и исполнители обоих «трибуналов» будут захвачены…

Шум схватки в туалете никто в ресторанном зале не услышал: единственный выстрел из обреза помпового ружья оказался смазанным глушителем, а драка вышла слишком скоротечной — к счастью или к несчастью, за это время никому из посетителей не понадобилось пройти в облицованную кафелем комнату. Однако интуиция Миллера, обострившаяся в тот вечер до предела, подсказывала — ситуация развивается вопреки запланированному сюжету.

Серебрянский задерживался непростительно долго. Да и этот долбаный Савелий оказался слишком бдительным, слишком дотошным. Чего ради он пошел следом за Габунией и Анатолием Ильичом? Тоже в туалет захотелось? Что-то слишком долго он там оправляется.

Конечно, этого «отмороженного» «афганца» вообще не следовало брать с собой в зал: разумней было бы оставить его в машине. В предстоящей инсценировке «неудачного покушения на бизнесмена Александра Миллера» Говоркову отводилась роль свидетеля, и теперь Немец уже жалел, что не оставил его в машине вместе с Андреем. Вон сколько свидетелей в кабаке — ползала посетителей плюс официанты.

И все, как один, — люди посторонние, непредвзятые.

Правда, останься телохранитель в «линкольне», это наверняка бы вызвало в будущем подозрение следователей: а почему с собой в ресторан не взял? Не с умыслом ли?

Но все это произошло бы в будущем. А теперь следовало подумать о настоящем.

Миллер взглянул на часы: с тех пор как Габуния и Серебрянский отправились в туалет, прошло уже больше десяти минут. Не было видно и Говоркова. Это рождало самые худшие подозрения. Или этот честный дурак телохранитель вертится рядом с Амираном и Серебрянским, не давая последнему пристрелить Габунию, или случилось нечто похуже…

Оставалось лишь одно: подняться из-за столика, пройти в фойе и самому убедиться в правильности или не правильности своих догадок.

Постаравшись придать лицу выражение полной беспечности, Александр Фридрихович поднялся и направился в сторону туалета. Вежливо пропустил вперед девицу, кивнул официанту — мол, спасибо, пока ничего не надо.

Оказавшись в фойе, Миллер понял: сбылись самые скверные его ожидания.

Дверь в туалет была приоткрыта, и из него по направлению к выходу вела тонкая струйка свежей крови. Алая дорожка была сбита, словно по ней кого-то волокли. У стеклянной двери недвижным истуканом застыл швейцар — бледный, с выпученными от испуга глазами.

Теряя самообладание. Немец бросился в туалет; рванув на себя дверь, он едва не поскользнулся на чем-то мокром и с трудом удержался, чтобы не упасть.

Первое, что сумел рассмотреть Александр Фридрихович в полумраке, было тело Амирана Габунии. Гений финансовых афер лежал у писсуара с расстегнутой ширинкой, из-под коротко стриженной головы убитого натекала бесформенная кровавая лужица. Кафельный пол, усыпанный мелкими осколками стекла, также был густо перемазан кровью.