Виктор Доценко - Черный трибунал

Возмущенно засигналили задние машины, а черноволосый, явно не ожидавший такого маневра, на мгновение растерялся, не зная, что делать — то ли продолжить преследование пешком, пробираясь между машинами, то ли стрелять, то ли броситься назад к «бьюику». А светофор уже мигнул зеленым светом.

Лютый, лихорадочно выкручивая руль (откуда только силы взялись?!), выехал на тротуар. Испуганные прохожие поприжимались к стенам, толпа, ожидавшая троллейбуса на остановке, бросилась врассыпную, и нечаевский «форд», калеча о высокий бордюр колесные диски, стремительно выкатывал на проезжую часть, на мгновение опережая оставшиеся на перекрестке автомобили, — их водители явно растерялись от увиденного.

Вначале Максиму показалось, что он оторвался от преследователей. В образовавшейся у светофора пробке «бьюик» не сразу мог разогнаться. Но уже на следующем перекрестке длинный белый лимузин вновь настиг беглеца. Правда, на этот раз черноволосый не рискнул покидать салон, — видимо, те в «бьюике» решили «вести» «форд» до последнего.

Светофор не переключался на зеленый целую вечность, и Максим, нетерпеливо поглядывая в зеркальце заднего вида, понимал: шансы уйти от погони тают, как снег на мартовском солнце.

Минута, еще одна…

Кровь шумела в висках, красное пятно светофора двоилось, троилось, и Максим понял: если сейчас же, сию секунду, не загорится разрешающий сигнал, он просто потеряет сознание.

Наконец расплывчатое красное пятно сменилось желтым, затем зеленым, и Лютый, стоявший на перекрестке впереди, резко вырулил на левую, свободную полосу.

Нечаев, то и дело бросая в зеркальце заднего вида быстрые взгляды, выжимал из «форда» все, на что тот был способен: стрелка спидометра приблизилась к отметке сто сорок километров в час. Он мчался со включенной аварийкой, то и дело нажимая на клаксон, — встречные машины слева испуганно шарахались в сторону.

Вероятно, давно, а может быть, и никогда на Кутузовском не было такой гонки!

«Бьюик» с дипломатическим номером вроде бы отстал, и Нечаев вздохнул облегченно. Светофоры давали «зеленую волну», и это облегчало бегство. Через несколько перекрестков можно сбросить скорость, попытаться перестроиться в плотном потоке машин направо и свернуть на какую-нибудь тихую улицу. Бросить машину, попробовать поймать частника: продолжать эту гонку на «форде» нет смысла — машина засвечена. Да и менты наверняка сообщили по рации о водителе, создающем аварийную ситуацию.

Впереди замаячил задок белого «фольксвагена». Обгон слева, по встречной полосе, исключался — там катила вереница снегоуборочных машин. Максим судорожно дернул рычажок включения дальнего света, однако впереди идущий автомобиль никак не среагировал на просьбу уступить дорогу, а все так же неторопливо продолжил движение по крайней левой полосе.

Тогда водитель «форда» решился на единственный разумный в такой ситуации маневр: обогнать неожиданно возникшую преграду справа, слегка сбросив скорость. Но в тот миг, как он вывернул руль, водитель «фольксвагена» начал перестраиваться в правый ряд, прижимая нечаевский «форд» к невесть откуда взявшемуся троллейбусу.

Нажав на тормоз что было сил. Лютый судорожно вывернул руль влево, попав колесами правой стороны в наледь на асфальте, — автомобиль перестал подчиняться управлению и перешел из прямолинейного движения в беспорядочное вальсирующее вращение. Водитель впереди идущей машины, услышав позади себя пронзительный визг резины, резко сбросил скорость. На одном из витков «форд», ударившись боком о корпус троллейбуса, саданулся бампером в задок «фольксвагена», перевернулся набок и резво вылетел на тротуар. Испуганные крики прохожих заглушили звон разбиваемого стекла и скрежет металла.

В глазах Нечаева поплыли огромные радужные круги, и он на мгновение потерял сознание. Когда Лютый пришел в себя, то обнаружил, что лежит локтем на дверце, — «форд» завалился на левую сторону.

Гонка была проиграна вчистую — после аварии машину можно было отправлять на свалку. А ведь преследователи наверняка были где-то неподалеку.

Лобовое стекло вывалилось в салон хрустким пластом, покрытым густой паутиной трещинок. Из порванного радиатора с шипением выбивалась ржавая вода.

Осколки фар прозрачными льдинками плавали в коричнево-черной луже масла. На смятом в стиральную доску капоте с тихим треском лопалась и отслаивалась краска. Максим попытался было оттолкнуть от себя тяжелый пласт стекла, подняться, покинуть салон, однако острая боль в груди заставила его тихо застонать: видимо, при аварии он сильно ушибся о руль. Несколько безуспешных попыток подняться — и Лютый окончательно потерял сознание…

А изувеченный автомобиль уже обступали первые любопытные, сочувственно цокали языками, вздыхали, удивлялись, шутили, кто-то злорадствовал, кто-то предполагал, что водитель пьян, кто-то предлагал вызвать милицию.

Меньше чем через минуту у обочины остановился длинный белый «бьюик» с дипломатическими номерами. Передние дверцы машины раскрылись синхронно, как по команде, и из салона вылетели двое мужчин — при их появлении редкая толпа невольно расступилась.

Подскочив к лежащему на боку «форду», Савелий и Андрей без особого труда перевернули его на колеса. Воронов быстро извлек из кобуры пистолет, направив его в сторону водителя. Праздные зеваки, заметив в руках Андрея оружие, поспешили покинуть место происшествия. Однако Лютый не реагировал на наставленный ствол — его окровавленная голова лежала на руле. Тем временем Говорков уже вытаскивал безжизненное тело своего врага из салона. Положил его на асфальт, наклонился, потрогал пульс и прислушался.

— Жив, — удовлетворенно произнес он.

Еще минуту назад, в пылу погони, он был готов не раздумывая пристрелить этого человека. Лютый был прежде всего врагом — хитрым, сильным и опытным.

Однако именно эти качества внушали Савелию невольное уважение. Но — странная вещь! — Говорков ловил себя на мысли: погибни Нечаев в этой гонке, он. Бешеный, наверняка бы испытывал нечто похожее на сожаление.

— С минуты на минуту должна появиться опергруппа с Лубянки, — бросил Воронов, вытаскивая из автомобиля тело миллеровского киллера, — ничего, в «двадцатке» их быстро приведут в чувство…

Городская больница номер двадцать, или, как ее называют, «двадцатка», знаменита в московском криминальном мире не меньше, чем любая из тюрем. Сюда на верхний, забранный стальными дверями этаж со всей столицы свозят раненых бандитов, где их по мере возможностей вылечивают, выхаживают и сдают в тюрьму, а в отдельных случаях и братве для последующих похорон.