Михаил Нестеров - Скалолаз

– Я знаю – пятнадцати или шестнадцати союзных республик, – отрезал Шеель. – Тоже мне – откровение. Отвечайте на вопрос прямо, Скоков, и не пудрите мне мозги. Курочкин служил в армии?

– Он окончил институт.

– Вы не ответили на мой вопрос. Ну ладно. По какой специальности?

– Переводчик с английского и немецкого.

– Переводчик с английского и немецкого, – повторил Шеель не только слова, но и постарался скопировать интонацию руководителя российской экспедиции. – Это что-то значит? Слушаю вас.

– Высшее образование освободило его от воинской обязанности, – уверенно врал Скоков.

– Я вам почему-то не верю. Вы из кожи вон лезете, чтобы представить Курочкина студентом-спортсменом. Интересно, поверите ли вы мне. Настал ваш черед слушать меня. Но, в отличие от вас, врать я не намерен. В сентябре 1993 года я перешел афгано-таджикскую границу. На обратном пути мои самонадеянные проводники угодили в ловушку. Если бы не горно-полярная подготовка, не мой опыт боевых действий в горах, пограничники положили бы всю группу. Но я увел ее на плато, откуда, по уверению проводников, выход был только один. И его блокировали с одной стороны пограничники, с другой – мы. Но я нашел второй выход. И пока мы наводили мосты через камнепад, в район прибыла группа горных стрелков, подразделение, в котором проходил службу ваш скалолаз, герр Скоков. Одному участку с тридцатиметровой вертикалью я не уделил должного внимания. Моим просчетом и воспользовались егеря. Курочкин поднялся по скале, снял пулеметчика. Потом… Видно, устраивать обвалы – его коронный номер. Моих людей он похоронил под снегом, а моих проводников – под камнями. Что скажете, Александр Николаевич?

– Не знаю, что и сказать.

– Я знаю. Ваш Курочкин какой-то неугомонный. Кстати, на плече у него есть татуировка – «Одаренный от природы»? Я не прав? Молчите? Ваш офицер связи более разговорчив. Ну так что скажете, Паненок? – Шеель впился в него глазами.

Вадим знал о происхождении татуировки. Над плечом Сергея Курочкина поработал мастер тату. Надпись была сделана на фоне заснеженной вершины Джомолунгмы, затененной с юго-западного склона, что служило символом прохождения по нему в мае 1982 года советской экспедиции в составе одиннадцати человек. Не случайно столько же альпинистов насчитывала экспедиция Скокова.

– Да, у Сергея есть такая татуировка.

– И сделал он ее в армии, – попробовал угадать командир.

– Нет, – покачал головой Паненок. – В 1990 году на соревнованиях по альпинизму под Ордалью – это в Норвегии…

– Я знаю, где это. Дальше.

– Курочкин получил главный приз и произвел фурор, – продолжил Вадим. – Главный судья соревнований, новозеландец, похлопал его по плечу и сказал по-английски: «Natural of gifted». Что буквально означало «Одаренный от природы». Это был первый успех Сергея. В то время ему не исполнилось и девятнадцати.

– Спасибо за сотрудничество, – повторился командир.

Он оставил русских одних и созвал военный совет. Он сидел на рюкзаке, а Скокову казалось – на барабане.

– Господа, теперь мы знаем не только имя нашего врага, но и его военную специальность: егерь. В мире сотни воинских специальностей, нам же достался эксперт по ведению боевых действий в горах. Фатальное невезение.

– Ты сказал, его фамилия Курочкин? – спросил Кепке.

– Чья фамилия?.. А, ну да, конечно. Именно так я и сказал.

«Вот это встреча!» – не без восторга думал Шеель. Сейчас смерть Вестервалле и Майера показалась ему закономерной, спланированной, пусть даже не командиром.

– «Натюрбегабт» один, – продолжил капитан, переводя тату на немецкий. – Роль у него – догоняющего. Он при всем желании не сможет дышать нам в затылок. Между ним и нами всегда будет не меньше восьми часов. Бедный Лемке, – усмехнулся Ларс. – Пожалуй, он мог сказать, что здесь не Страна, а другая планета. Здесь свои законы гравитации. Здесь другая атмосфера. Здесь маленькие расстояния преодолеваются как большие. Здесь один шаг – как десять на Земле. Он один, – снова повторил Шеель, не замечая очевидного: он успокаивал себя. – У него нет в кармане отделения горных стрелков. У него нет никого, кто бы сменил его, пока он спит, отдыхает, принимает пищу. Он тащит на себе обязанности двух или трех человек и устает в два или три раза больше. У него нет никакой поддержки, даже моральной.

Шеель тронул шрам на щеке – отметина, сделанная ему русским спецназовцем. И услышал его фамилию.

– Курочкин создает нам неудобства, – сказал Кепке. – Кстати, его фамилия что-то означает?

Шеель постучал пальцем по колену:

– Курица. Но я все время слышу другое: стенолаз. Бойкая, ловкая птица. Лазает по скалам, удерживаясь на когтях. – Шеель посмотрел в сторону сошедшей лавины и прищурился, будто съедал огромное расстояние. – Гнездится эта сволочь в расщелинах скал и на отвесных обрывах.

– Да пошел ты! – вскипел Кепке. – Курочкин создает нам неудобства, вот о чем я сказал.

– Тонко подмечено, – усмехнулся командир. – Даже ты, Хорст, исподволь дал точное определение нашей проблеме. Курочкин – решаемая проблема. Согласен – он создает нам неудобства. Как против него играть, спрашиваешь ты? Никак. Он сам проиграет. У нас есть время. А пока мне нужно взвесить все «за» и «против», чтобы решить окончательно – идем мы дальше или нет. А он, – Шеель из-под ладони посмотрел на скалы, – пусть пока сидит там. Если я правильно понимаю его положение, сейчас он отдыхает на отвесном обрыве. Спит. Видит во сне ужасы, которые его ждут впереди.

– Нам придется выставлять на ночь караульных, – сказал Кепке, успокаиваясь.

– Вот это обязательно, – мелко покивал Шеель. – И сегодня ночью на посту будешь стоять ты.

«Напросился», – подумал Кепке. Но мысль об Алине слегка скрасила его помрачневшее настроение. Может быть, сегодня ночью что-нибудь получится?

И спросил:

– Выходит, Ларс, мы остаемся здесь еще на одну ночь? А чехи?

– Они тоже заночуют на прежнем месте – у меня точные сведения на сей счет.

– Понятно… А скажи, Ларс, если мы не будем подниматься дальше, то как же твоя гора?

Шеель с грустной улыбкой глядел на далекий и близкий пик Кангбахена. На небеса.

– Я хоть посмотрел на нее, – негромко изрек он.

Кепке понимал своего командира: когда поднимаешься в горы, поневоле становишься философом. Но вопрос он задал только из сочувствия к командиру. В планах операции было точно определено если не место ключевого действия, то, во всяком случае, приблизительное расстояние до него: двух-трехдневный переход от базового лагеря чехов.

Кепке замерз. Он выбивал зубами бравый маршевый ритм. Ему хотелось хлебнуть из термоса горячего чая, но для этого нужно вернуться в палатку – и он наверняка кого-нибудь разбудит.