Ивар Рави - Зеноби

Асфальт закончился, и теперь мы ехали по пыльной проселочной дороге из битого мелкого камня вперемешку с песком, поднимая огромную тучу пыли. Пыль успевала просочиться и в кабину. Чтобы не глотать ее, я натянул нижнюю часть своего платка на лицо до самых глаз, на манер ковбоев. Только сейчас я по достоинству оценил местную моду, в реалиях местного климата удобнее придумать трудно. Городок остался позади, впереди в пустыне виднелось что-то похожее на военный лагерь: можно было различить сторожевую башенку в два этажа, забор из рабицы, несколько деревянных одноэтажных зданий и море больших палаток, уходящих вдаль на сколько хватало глаз.

Пока мы молча ехали, залез в интернет, чтобы почитать о месте, куда направляюсь. Информация была крайне противоречивой, если судить по разным источникам, но в целом можно было сделать вывод, что это не санаторий для подлечивания здоровья. «Заатари» в переводе с арабского означал «тимьян». Его пряный аромат на подступах к лагерю отчетливо смешивается с запахом и даже вкусом песка: здесь часто случаются песчаные бури. Однако жизнь сирийцев в пустынной местности уже мало чем отличается от отлаженного уклада городских жителей: лагерь поделен на номинальные районы со своими улицами, где есть школы, больницы, пункты детского питания и даже маленькие магазины со стеклянными витринами, где предприимчивые жители продают старую электронику, одежду, сладости, фрукты.

В «Заатари» для беженцев установлено десятки тысяч палаток, рядом с лагерем проходит высоковольтная ЛЭП, работают склады ООН для выдачи гуманитарной помощи, стоят резервуары с пресной водой. Насыпной вал, высокий забор и колючая проволока не являются помехой для выхода за пределы лагеря. На контрольно-пропускном пункте, как и по всему периметру, работают местные охранники, формально действующие под эгидой ООН. В 2013–2014 гг. в лагере одновременно находилось до восьмидесяти тысяч беженцев, однако сейчас, если верить Википедии, их количество снизилось чуть ли не в три раза. Было еще много разной информации про школы, военно-полевой госпиталь, который в настоящее время демонтирован, но осталась функционирующая больничка с родильным домом.

Удивила меня информация, связанная с объемом ежедневно потребляемого продовольствия. Если верить все той же Википедии, в Заатари раздается около 18 тонн хлеба и около 4 миллионов литров воды ежедневно. Помимо этого, каждый беженец получает некоторую сумму денег на свою дебетовую карту. Эти деньги обычно расходуются на покупки продовольствия в супермаркетах. Супермаркеты впоследствии оказались самыми обычными торговыми киосками, которые предприимчивые сирийцы соорудили из подручных средств. Да и вообще, хотелось бы сказать пишущим в Википедии, вы бы вначале информацию проверяли, а лишь потом публиковали бы.

Расписанный как огромный город в городе, Заатари был самым обычным лагерем, всецело зависящим от поставок гуманитарной помощи и аппетита директора. Но в тот момент я всего этого не знал и с интересом смотрел на приближающийся лагерь. Здесь мне предстояло провести время в ожидании делегации с Родины. Как меня примут, смогу ли я ужиться с этими людьми? Эти вопросы крутились в голове все время, пока мы ехали с Аммана.

Мы подъехали к воротам — легким алюминиевым конструкциям с натянутой на каркас рабицей. Там стояло двое арабов с полицейскими дубинками и в военной форме цвета хаки. Их лица, почерневшие от солнца, были скрыты под надвинутыми на глаза кепи военного образца и примитивной копией солнцезащитных очков «авиатор».

— Заатари, — это было второе слово Мухаджира, обращенное непосредственно ко мне. Этот мужик своей немногословностью заработал бонус в моих глазах, на фоне не закрывающих рот арабов. А еще говорят, что женщины много треплются! Тот, кто это сказал, не видел арабов, вот кто даст фору любым болтушкам.

«Zaatari temporary camp for displaced persons» — красовалась надпись на табличке, установленной у ворот справа. Я перевел эту надпись как «лагерь беженцев Заатари» и в принципе был прав. Тем временем импровизированные охранники, перекинувшись парой слов с моим водителем, открыли хлипкие ворота, и мы проехали внутрь. Прямо от них начиналась широкая улица, слева и справа стояли по два импровизированные охранники, а дальше шли одноэтажные здания, обшитые фанерой и окрашенные в бежевый цвет. Несколько таких зданий я впоследствии увидел и в глубине лагеря. На здании я прочитал надпись на английском языке «Школа», которая дублировалась на французском и на арабском.

Мы подъехали к администрации, и Мухаджир затормозил, вновь подняв облако пыли. Он спрыгнул, обошел фургон и, открыв мою дверь, подал мне руку со словами «пойдем за мной» на английском языке. Мы вошли внутрь. Здание было барачного типа, слева и справа шли кабинеты, в которых сидели за столами с компьютерами и другой оргтехникой по одному-два человека. В здании было прохладно, система охлаждения работала без нареканий. Пройдя до конца, Мухаджир постучался в дверь слева и слегка ее приоткрыл.

Получив разрешение войти, он, пригласив меня кивком головы, вошел в кабинет, я проследовал за ним. Это была небольшая приемная. Напротив двери за небольшим столиком сидела арабская девушка в брючном светлом костюме, с покрытой головой, и увлеченно смотрела в компьютер. У стены справа от нее стояло три стула, напротив была еще одна дверь с табличкой, на которой на трех языках красовалась надпись «Executive Director Paul Trueso». На столе у девушки стоял небольшой кактус, а в углу комнаты — кофемашина на подставке и маленький шкафчик с кофейным набором. Девушка, нажав кнопку селектора, доложила боссу. Выслушав ответ, встала и открыла перед нами дверь.

Поль Труассо оказался мужчиной средних лет: с равным успехом ему можно было дать и сорок пять лет и шестьдесят. Невысокого роста, с заметным пивным брюшком, одетый в легкую хлопковую рубашку и линялые светло-голубые джинсы, он сидел за столом и перебирал в руках бумаги. Увидев нас, он поднялся и поздоровался за руку вначале с Мухаджиром, потом со мной. Я заметил его любопытный взгляд, когда посмотрел ему в глаза, отвечая на рукопожатие. Наше общение было не из легких, моего английского еле хватило, чтобы повторить свою легенду, ранее озвученную Маджиду. С помощью жестов, языка, мимики мы, в общем, поняли друг друга, хотя возникали определенные трудности. Труассо вызвал секретаршу и дал ей поручение. Потом его внимание переключилось полностью на Мухаджира, и они начали разговор, не обращая внимания на меня.

Я осмотрелся: в комнате был стеллаж для бумаг, небольшой платяной шкаф, кулер, компьютер, принтер на столе и отдельный стол для совещаний, за которым стояло восемь стульев.