Андрей Воронин - Комбат. Восемь жизней

Зернов даже не раздумывал, взвел курок и нажал на рычаг.

Детское тело несколько раз конвульсивно дернулось и распласталось на камнях.

— Контрольный в голову отменяется, — пробормотала Марина, подходя поближе. Тяжелый запах Надиного тела смешался с легким запахом запертых в гильзе пороховых газов.

— Вынимай пакет, Кирюша, и сумку расстегивай. Надо погрузить нашу красавицу, и поскорей.

— Погоди, Маня. Дай перекурю. Держи свой «ствол». Протри его хорошенько и выбрось подальше. Молодчина, что позаботилась об оружии. Прощаю тебя.

Марина бережно приняла еще теплое оружие, вытащила из кармана специальную салфетку и осторожно протерла весь пистолет.

— Сама принесла, сама унесу — мне его не подарили, а в долг дали.

— Да ты дура полная! Кто такие долги возвращает! — заерепенился Зернов, но девушка медленно и спокойно направила бесшумное дуло прямо ему в лицо.

— Повтори, пожалуйста, Кирюша, какая я дура? Полная? Худая? Круглая? Квадратная?

Доктор обмер. Он понимал, что это шутка, что ассистентка без него пропадет, не выпутается… Но впервые в жизни короткий ствол был на расстоянии вытянутой руки от его лба.

— Подойди и упакуй тело, сложи в сумку, и потом покурим, — голос Марины был спокойным, ледяным, без намека на истерику.

Кирилл, пятясь и не теряя жуткого черного отверстия из виду, подошел к маленькому трупу, для верности приложил пальцы к сонной артерии — нет ли пульса. Потом приподнял тело, обхватив мертвого ребенка за плечи. И вскрикнул, не сдержавшись. Под мертвой девочкой был живой мальчик — его сын Петя.

— Звони Бахрушину, Боря, пусть подключает местных товарищей. Деньги я переведу немедленно, но ты, надеюсь, понимаешь — это кто-то случайный. Не удивлюсь, если пенсионер или ребенок. Настоящий бандит, будь то силовик или уголовник, такой суммы не придумает — они по пятьсот евро вечером в кабаках пропивают. А дилетантов предсказать непросто — на них ни досье, ни компромата. Пока определишь почерк… — Подберезский заполнял сопровождающий бланк ровными рядами аккуратных буковок и советовал Комбату то, что тот и сам решил сделать. Девушка в окошке пояснила, что получить деньги в Сочи можно будет через час. Хотелось проконсультироваться с товарищем полковником, как скоро сочинские коллеги смогут узнать, кто такая эта Дударенко, кому она отдаст деньги и, главное, почему. Брат он ей, муж? Андрюха предполагал, что внук или племянник. А сама Виктория Альбертовна окажется ветхой старушенцией, не способной ни объясниться, ни натолкнуть на мысль.

Леонид Васильевич принял просьбу близко к сердцу — все, что касалось жизни и здоровья несовершеннолетних граждан, очень сильно задевало его. Можно понять и даже оправдать, считал он, иное насилие над взрослой личностью или манипуляцию государственными тайнами. Но вовлечение в эти жестокие игры детишек, дошколят — дело непростительное, подлежащее наказанию.

Полковник ГРУ отправил просьбу фронтовых товарищей «по цепочке». Но, как ни странно, среди постоянно проживающих граждан Сочи такой женщины не оказалось. Не было ее и среди временно зарегистрированных. По личной просьбе московских коллег сочинцы согласились проследить, кто получит денежный перевод и как им распорядится. Знать бы наверняка, где Петя, получателя и задержать не грех. Но вдруг это причинит вред мальчишке? Бахрушин распорядился не рисковать благополучием Пети Зернова, а Комбату и Подберезскому предоставить явочное жилье и связной номер телефона, звонок на который будет означать просьбу о помощи.

Пока друзья томились в аэропорту в ожидании ближайшего вылета, Бахрушин получил неутешительное известие от коллег. Деньги получила молодая интересная гражданка, предъявившая эстонский паспорт. Попросила девушку-кассира поторопиться — машина ждет, она здесь проездом… Села в подкативший «москвич» и была такова. Ребята «пробили» хозяина машины по базе — местный, «бомбист». Сказал, что барышня-пассажирка тормознула его за пару кварталов до главной почты, вышла, чуть не доезжая, и попросила быть у главного входа через десять минут. После почтамта поехала к рынку, там простилась. Расплатилась без шика, но не обидела… Говорила по-русски, без акцента.

Судя по квитанции, оставленной таинственной Викторией Альбертовной, она постоянно проживает в Кохтла-Ярве.

Садясь в самолет, Рублев уже знал, что гражданку Дударенко использовать по назначению не удалось: получив некрупную сумму на руки, она скрылась. Делать запрос в Эстонию непродуктивно: прежние связи с этой страной разрушены, новые не выстроены. Кроме того, есть риск, что паспорт ненастоящий — почтовая служащая так редко видит подобные документы, что запросто могла принять подделку за оригинал. Бахрушин пообещал продолжить поиски женщины, чье имя использовал некто знающий о Пете, а Рублев так и не получил обещанной эсэмэски до посадки в самолет. В салоне телефон придется отключить и ждать, что по прилете наводящие сведения все-таки будут присланы.

Комбат нервничал — уже пятнадцать минут, как они приземлились, но его мобильный молчал. Зато зазвонил Андрюхин. Некто от имени Леонида Васильевича поприветствовал его друзей и назвал номер встречающего автомобиля. В неприметном «жигуленке» ждал такой же неприметный парнишка. Он, ни слова ни говоря, протянул им ключи, карту города и окрестностей, ксерокопию квитанции, заполненной рукой Дударенко Виктории Альбертовны. Откуда-то из-под ног ловко извлек пакет с едой — по запаху угадывались жареная курица и пряности, по форме — хлеб, яблоки и бутылка вина.

— Спасибо за заботу, тронуты, — Подберезский расположил пакет на коленях.

Борис Иванович негромко поддакнул, он не выпускал из рук телефонный аппарат и вспоминал Танюшку. Она бы непременно посоветовала попросить помощи у Всевышнего. Он не умел, а девчонка смогла бы, и ей бы Господь не отказал. Комбат решил, что, если до утра эсэмэски не будет, он позвонит Тане. Поинтересуется, как они с Сергеем справляются, и между делом грустно пошутит о неудачах. Танечка — тонкая натура, ей специально растолковывать не придется, сама догадается и предложит. Отказываться он не станет.

Автомобиль притормозил во дворе, похожем на московский, только чуть меньше и гораздо зеленей. Было уже за полночь, но откуда-то слышались звуки гитары, хрипловатый подростковый тенорок. Пахло особенно, южно — цветами и морем.

— Мы у подъезда. Счастливо. Звоните, — шофер прощался без нотки теплоты, будто робот, запрограммированный сказать несколько дежурных слов. Могучие пассажиры, собственно, не ждали от него объятий и каламбуров, но даже их покоробило столь откровенное безразличие.