Андрей Воронин - Слепой. Лунное затмение

— Откуда ты знаешь, малявка?! — возмутился мужчина. — Ты ни разу к ней не сходил. Я спрашивал у врача. И не волнует меня то, что ты ее не видел ни разу в жизни. Пойми, она твоя мать. Ей было хреново, когда она тебя родила, это был самый страшный день в ее жизни, но она тебя родила. Ты ей жизнью обязан, малявка! Чтоб ходил, ты понял меня?

— Я понял, брат. Ты что же, с концами уезжаешь?

— Да. Ленку, кстати, можешь и дальше трахать. Она девка хорошая. Заодно присмотришь за ней. Хотя бы первое время. Даже хорошо, что она с тобой останется. Ты все-таки брат мне. Не жалко. А к ней я привык, душа ноет за нее. Переживать же будет… Только ты не вздумай ее в себя влюблять бесповоротно. Я от нее не отказываюсь. Может, когда-то еще заберу к себе.

— По какому праву ты, во-первых, распоряжаешься чужими жизнями, будто ты Бог? — возмутилась Лена, которая как раз к этому моменту вернулась с двумя бутылками в руках.

Она все слышала. Вид у нее был довольно воинственный, казалось, что любая из бутылок может пойти в ход как ударное орудие.

— Давай сразу обсудим, что там «во-вторых», — равнодушно предложил Дмитрий.

— Во-вторых, я не поняла, что это ты говорил насчет того, что я как бы остаюсь тут на неопределенное время?

Она поставила бутылки на низкий столик у дивана и быстро прошла к комоду у стены. Вытащив верхнюю шуфляду, девушка извлекла две яркие обложки авиабилетов, проверила, что написано внутри, и кинулась к Дмитрию, потрясая пропусками в лучшую жизнь.

— А это что? Ты же уже купил мне билет! Ты просто дразнил меня, да? Я устала от твоих выходок!

Мужчина спокойно взял цветные обложки у нее из рук, достал оттуда билеты и медленно, глядя ей прямо в глаза, разорвал оба. Оборотню стало жалко девушку. Губы у нее затряслись, в глазах заблестели крупные капли слез. Митя равнодушно кинул куски билетов Лене в лицо.

— Это — картинка, моя девочка, за которой нет твоего места ни в одном самолете. Ни для тебя места нет, ни для твоего наглого и никчемного братика. Дура же ты, если поверила, что я потащу с собой балласт в виде тебя. Я и жену-то не беру. Пока.

Не успел Оборотень моргнуть, как с криком «Ах ты сволочь!» девушка бросилась на его брата. Схватка получилась короткой: с широким замахом Дмитрий отправил свой кулак навстречу ее лицу. Вся ее энергия нападения, встретив стену отпора, обратилась против нее самой. Лена отлетела назад с той же скоростью, с которой нападала. Она стукнулась спиной о комод и сползла на пол. Губа у девушки была разбита довольно сильно, кровь обильно стекала на халат.

— Не бери на себя слишком много, — спокойно, как будто его вообще никак не задело то, что только что произошло, посоветовал мужчина и отвернулся.

Он налил Оборотню рюмку водки, себе — коньяку. Парень, плохо соображая, на чью сторону ему следует стать, с удивлением смотрел на брата, на то, как спокойно и уверенно он наливает напитки в маленькие рюмки.

— Девочка, ты будешь свое вино? — спросил Дмитрий и, не глядя на Лену, потянулся за бутылкой.

Оборотень почувствовал, как что-то очень холодное и твердое уперлось ему в висок. Он попробовал повернуть голову в ту сторону, но нечто уперлось довольно сильно, не давая шевелиться.

— Не дергайся! — практически прошипела Лена.

Боковым зрением парень понял, что у Лены каким-то образом оказался в руках пистолет и его она ткнула почему-то в него, а не в своего обидчика.

— Лена, но почему я? — как можно спокойнее спросил парень.

— Потому что ты виноват во всем! Это раз, — отрезала она, еще сильнее уперев дуло ему в висок, подчеркивая свою решимость.

— И конечно, как всегда у тебя, есть какое-то «во-вторых», — с ухмылкой предположил Дмитрий, откидываясь со своим коньяком на спинку дивана.

— Если ты не организуешь сейчас же мне билет, я застрелю твоего брата, — пообещала девушка. — Тебе не нравится Влад? Так у тебя не будет твоего маленького Стасика!

Дмитрий встал с дивана и направился в обход столика к девушке.

— Пойми ты, глупая капризная ведьмочка, — начал он очень ласковым голосом, — что мне совершенно наплевать на этого малознакомого мне ребенка. Не хватало ко всем моим заботам еще и за ним слюни вытирать!

— Неправда! Ты с грустью рассказывал мне о том, что потерял следы брата, — закричала на него девушка.

— Ну надо же мне было чем-то растрогать твое сердце! — развел руками Митя. — А теперь я вот увидел его и понял, что ничего общего у меня с ним нет, хотя, если бы я оставался тут, он был бы мне полезен. А сейчас — пустой номер!

Он подошел уже совсем близко к девушке.

— А ведь ты не врешь… — с неуверенностью заметила она.

Железное дуло пистолета отлипло от виска Оборотня. Он осторожно поднял голову. Пистолет смотрел в лоб его брата. Руки Лены не дрожали, палец был на спусковом крючке.

У Мити дрогнуло веко. Он боится, понял Оборотень. Он мог одним движением снизу вверх выбить пистолет, но сильно опасался, что взбешенная девушка, нервы у которой напряжены до предела, может мгновенно отреагировать на его даже малейшее шевеление случайным выстрелом.

Дмитрий начал медленно поднимать руки.

— Ленка, ну что с тобой? Ты же всегда была мне опорой. Ты — самый верный мой человечек. И самый нужный мне. Я говорю только то, что сейчас ты мне очень нужна тут. Еще немного. Я уже подал документы на развод с женой.

— А по вашим воркованиям не скажешь, — неожиданно сам для себя встрял Оборотень.

— А ты откуда знаешь? — удивился Митя, кажется забыв про угрозу, которая нависла над ним в виде пистолетного дула.

— Слышал. Я был электриком, когда ты приходил за шмотками.

Брат присвистнул, пораженный этой информацией.

— Кстати, да, — Лена ослабила напряжение, потому что жадно схватилась за информацию, которая ей помогала мстить чисто женскими приемчиками — язвительностью и издевками. — Он захаживал в твое отсутствие к Мариночке. Спроси, сколько раз он ей вставил. Поди, женщине при муже, который в бегах, в охотку было покувыркаться с таким сладким красавчиком. Ты себе не представляешь, какой он нежный и внимательный в сексе.

Митя не обиделся. Он, воспользовавшись мигом Лениной слабости, просто перехватил у нее пистолет. Обида и напряжение вырвались из девушки, как пар из разорвавшегося от накала и давления котла. Слезы брызнули из глаз, тело забилось в конвульсиях, руки и ноги, казалось, ослабли в один миг. Она, шатаясь, отошла в сторону и сползла на корточки, опираясь спиной о комод.

— Дима, возьми меня с собой в Кейп-Таун, пожалуйста, — рыдала она, уронив голову на руки.

— Митя, тебе с ней будет проще в чужой стране, — пожалел девушку Оборотень.

— Не говори ерунды, — отрезал брат. — Все для меня сейчас только обуза, в любой стране. Даже в этой. К тому же ни о какой преданности с ее стороны говорить не приходится. Этой женщиной рулит только личная выгода, расчет. Да ты на себя посмотри! Она тебя использовала. А ты ее жалеешь! Не будь дураком! А мне она нужна была только как осведомитель. Если бы я с ней не крутил, она бы сдала меня своему Игорю в два дня. А я сделал грамотный тактический ход, сделал слугу своего врага своим слугой. Плата, собственно, была мне самому приятной. Трахать красивую бабу гораздо приятнее, чем некрасивую. И уж тем более она гораздо лучше резиновой куклы. Зато, удовлетворив мои фантазии, довольно распущенные, не постесняюсь сказать я, она уже больше не могла сдать меня. Я мог творить за спиной Столыпина все что хотел. А эта дура мне помогала. Она решила, что я поделюсь с ней всем, что оттяпаю у Игоря Леонтьевича, потому что якобы я ее люблю. Бабы — гнилые существа. Они за любовь готовы предать принципы. Любовь — это миф, это самообман. С бабами удобно. Вот Лена сама придумала любовь, сама с ней и игралась.