Андрей Воронин - Слепой. Лунное затмение

Ни одна машина так и не остановилась. Парень решил отсчитать еще десять и, если так и не повезет, отправиться в сторону столицы пешком.

Единственное, что теперь его согревало, — это надежда на то, что Лена выживет.

Когда он вернулся с улицы в дом, Лена была без сознания. Кровь все еще сочилась из большой раны на животе. Оборотень бегом поднялся наверх, сорвал с кровати простыню и, порвав ее в клочья, наделал повязок, чтобы остановить девушке кровь.

Она так и не приходила в сознание, но дышала. Тяжело, прерывисто. Устроив ее поудобнее, парень снова вышел на улицу, прошел на задний двор, откуда можно было по свету фар заранее увидеть приближение машины. Он с нетерпением ждал приезда «скорой помощи».

Когда врачи приехали, Оборотень, притаившись в темной тени, дождался, пока вынесли девушку. Увезли ее с сиреной. Это давало надежду на то, что девушку спасут.

Уже прошел час после того, как Оборотень вышел на трассу. Больше двух часов минуло с тех пор, как врачи увезли раненую Лену. Парень нырнул в карман и достал мобильный телефон. Позвонить сейчас в больницу значило сдать себя с потрохами. Ради чего же он тогда убежал с дачи? Конечно же, сейчас милицию больше всего интересует то, кто подстрелил молодую женщину. И первый подозреваемый, безусловно, тот, кто вызвал «скорую». По крайней мере, он — единственный свидетель. По звонку его вычислят. Впрочем, сообразил Оборотень, его номер уже зарегистрирован в «Скорой помощи», он же вызывал бригаду.

На луну наплыла большая туча. Стало очень темно. Парень нажал первую попавшуюся кнопку на телефоне, отчего зажегся экран. Покрутив аппарат в руке, он нажал вызов последнего набранного номера. Это был номер «Скорой помощи».

— Скажите, в какую больницу отвезли девушку с огнестрельным ранением? Я вызывал бригаду пару часов назад.

Женщина на том конце попросила чуть-чуть подождать и переключила его на кого-то другого. Новый собеседник потребовал Оборотня назвать его имя.

— Это не я стрелял. Мое имя вам ничем не поможет. А тот, кто стрелял, сразу смылся. Скажите, куда отвезли девушку? Я хочу знать, как она.

Женщина, вступившая в разговор второй, снова потребовала назвать его имя и рассказать, что произошло.

— Уважаемая, — ответил Оборотень, — когда девушка придет в себя, она вам сама все расскажет. Все, что решит нужным рассказать. Кстати, ее зовут Елена Парамонова. У нее есть брат, зовут его Владислав. Номер я не знаю. Скажите, куда вы ее отвезли? Я хочу знать, как она. Не молчите, я жду. Посмотрите, пожалуйста, сразу номер больницы, я позвоню.

— Она умерла, — строго ответил голос. — До больницы ваша подруга доехала, но до операционного стола не дотянула. Она потеряла слишком много крови.

Оборотень, не попрощавшись и даже не выключая связь, выбросил телефон в темноту.

Туча отплыла от луны в сторону. Все снова стало до рези в глазах контрастным.

Он шел вперед, ни о чем не думая. Мысли прыгали, но ни одна не имела ни начала, ни конца, ни одна не задерживалась. Они все, как только появлялись, лопались как мыльные пузыри.

Впереди показался островок желтого света. Это был пост ГАИ.

Оборотень поднялся по лестнице и начал неистово молотить в дверь. Скоро выглянул сердитый заспанный гаишник.

— Я хочу заявить об убийстве, — сказал Оборотень.

Утро было солнечным и ленивым. Глеб проснулся довольно рано, постоял немного у окна, любуясь на деревенский рассвет, но вскоре все же заставил себя снова лечь и поспать еще немного. Это было первое утро, когда можно было никуда не спешить. Теперь от него, Слепого, в этом деле ничего не зависело. Разве что надо было еще немного присмотреть за Кудраковым, потому что нервы мужчины были сильно расшатаны за прошедшие дни, но оставалось подождать еще чуть-чуть в надежде на то, что Дмитрий Петров сделает шаги, которые позволят схватить его за руку. В этой игре главная роль все еще была за Геннадием Владимировичем Кудраковым. Надо было ждать.

Вчера вечером, когда он приехал после догонялок с тем незнакомым парнем, который прикинулся электриком, выслеживая Петрова, Глеб проверил все комнаты на даче. Геннадия Владимировича не было ни в одной. При этом следы его присутствия вылезали повсюду. Входная дверь была открыта. На столе стояла еда, холодная, но довольно свежая. Тут же торчала неизменная бутылка водки. Правда, что не сразу заметил Глеб, она была закупорена. Это его удивило.

Кудракова Слепой нашел на заднем дворе. Тот сидел, закутавшись в старый кожух, как домовой или, точнее, дворовой. Он сидел в темноте на табуретке и смотрел на голые кусты.

Глеб сначала не знал, как к нему подойти, чтобы не испугать. В такой ситуации у человека его возраста, особенно после таких событий, которые он пережил, запросто может случиться инфаркт. Посмотрев по сторонам, Слепой поднял с земли маленький камушек и кинул его к Геннадию Владимировичу. Легкий звук вывел мужчину из самопогружения, он повернул голову туда, где упал камень, потом наклонился и поднял его.

— Вы не замерзли? — осторожно спросил Сиверов.

— Нет. Вечера стало гораздо теплее, чем было еще несколько дней назад. Смотри, мороза уже нет. А вот тучи расходятся, это как раз может привести к похолоданию. Если они уплывут и если небо останется на всю ночь открытым, то это малое тепло, которое набралось за день, улетит в космос.

— Как вы себя чувствуете? Я думал, вы приедете на ту квартиру, где были в первый вечер нашего знакомства, но не нашел вас там. Тогда поехал сюда, хотя совсем не был уверен, что найду тут. Как все было?

— Ты думал, что федералы сразу же после операции упрятали меня в казематы, да, Сергей?

— Нет, — еле сдерживая улыбчивые нотки от такой неожиданной лирики со стороны Кудракова, ответил Глеб. — Если бы я так думал, я бы не поехал сюда. Не близкий свет, однако!

— И то верно. Но думаю, что скоро они все-таки меня туда отправят. Обещали, что если я помогу, то оставят на свободе и сделают свидетелем по делу. Ты им веришь, Сергей?

— Я не знаю, Геннадий Владимирович. Я не знаю. Никогда раньше не имел опыта общения. Вы что-то очень устали сегодня, шеф. Я вижу, что вы устали. Может, по сто грамм, чтобы снять напряжение?

Глеб говорил с ним просто, по-приятельски, но все же выдерживал дистанцию, исполняя роль наемного охранника.

— Что ты, Серега, будешь делать, когда меня посадят? — проигнорировав предложение выпить, спросил Кудраков.

— Да не посадят вас, ну правда, Геннадий Владимирович. За что вас сажать-то?

— Это тебя не посадят. Ты вообще случайный в этом деле человек. А меня посадят. Я чувствую, что спета моя песня. Будешь мне в КПЗ передачи носить?

— Во-первых, я думаю, что не посадят вас. Во-вторых, я домой уезжаю, Геннадий Владимирович.