Андрей Воронин - Слепой. Лунное затмение

Позже на допросе они рассказали, что, наученные Петровым, они открыли фирму, которая в Европе продает Российские земли тем, кто боится гибели Европы накануне конца света. Ведь ни для кого не секрет, что «старушке» грозят еще более страшные наводнения, ураганы, землетрясения, чем наваливаются на нее сейчас. Чем дальше, тем будет страшнее. А Россия расположена в такой зоне, где ни землетрясений, ни наводнений, ни мощных ураганов не может быть. Фирма их называется «Новый ковчег». Начиналась она с реализации квартир, которые Петров поставлял без проблем в довольно большом количестве. Потом он смог расширить дело, да и продавать земли оказалось гораздо интереснее. В России она стоит копейки, а в Европе денег много, тем более что накануне конца света вложение в продолжение собственной жизни считается самым выгодным вложением.

— Куда вы отправили Кудракова после операции с иностранцами? — спросил Глеб.

— К нему домой, — ответил Федор Филиппович.

— Что его убедило, что это уже неопасно?

— Мы сказали, что обложили Петрова со всех сторон и приставили к Кудракову охрану. Сказали, кстати, что ты уже уехал на родину.

— Привет хоть передали?

— Обязательно. Сказали, что ты уехал без прощания, потому что не любишь сантименты разводить. Можешь, кстати, позвонить ему и попрощаться лично.

— Не буду. У него пока нет моего номера. Я не давал. Обошелся без установления близкой связи.

— Тогда конечно. Не надо.

Они стояли на балконе пешеходного моста на Фрунзенской набережной и смотрели на Москву-реку. В этот холодный день по открытым проходам ходило очень мало людей, поэтому им никто не мешал общаться.

— Как я понимаю, Федор Филиппович, ваши ребята опоздали?

— Да. К сожалению. Они отправились сразу, как мы получили ордер, но прибыли на дачу слишком поздно. Петрова уже не застали. Ты в курсе, что у него на даче ночью была убита девушка?

— Да ну?! — удивился Глеб. — Что за история?

Только генерал открыл рот, чтоб начать рассказ, как зазвонил его телефон. Извинившись, он ответил. Глеб не мог не заметить, как быстро менялось его настроение во время разговора. Он был напряжен, удивлен, озадачен и в конце концов воодушевлен. Нетерпение Сиверова росло с каждой секундой. Когда Потапчук наконец закончил разговор, он посмотрел на Слепого с загадочной улыбкой и сообщил, что в ответ на объявление в розыск Дмитрия Степановича Петрова только что получена интересная информация. Ночью один белобрысый чудак ворвался на Киевской трассе, километрах в десяти от дачи Петрова, в пункт ГАИ и потребовал, чтобы его доставили в милицию. Он заявил, что знает, кто убил девушку. Ситуация получилась нелепая, потому что гаишники, разумеется, понятия не имели о девушке, которая недавно умерла, не добравшись до операционного стола. Они пытались выгнать парня и в конце концов сдали его в ближайшее отделение за хулиганство — он устроил небольшой дебош в помещении поста.

— Бузил, стоит думать, потому что его выгоняли и не хотели слушать?

— Именно так, Глеб.

— И конечно, он сказал, что девушку убил Петров и, что было это на той самой даче.

— Именно так. Мои ребята обнаружили в доме следы кровавой разборки, но мы пока не могли предположить, что произошло. Кое-как дошла информация, и связали погибшую девушку в больнице с дачей, но кто что утворил — оставалось тайной. Парня же продержали в обезьяннике до утра, не придавая значения его заявлению. Днем только — сегодня же воскресенье, как ты понимаешь, — начали звонить в центр. Оказалось, что некто Петров поступил в разработку и находится в розыске. Кому-то все же хватило ума сложить два и два. Парень уже в Москве.

— Жаль, Федор Филиппович, что я не могу поехать на допрос вместе с вами! — пожалел Сиверов. — Обещайте, что расскажете мне все, как только закончите вашу миролюбивую беседу.

Оборотень признался, что теперь жалеет, что так мало интересовался делами организации, в которой состоял на службе. Для него был важен сам отряд, чувство братского локтя, взаимовыручка и поддержка. Было важно выходить вместе с ребятами на учения, преодолевать трудности, добиваться результата. Он это все делал ради того, чтобы делать именно это, а внутренняя политика всей организации мало кого, честно говоря, интересовала. Никто из отряда не вникал в те дела, которые крутил Столыпин.

Что касается Старшего, командира отряда, так тут Оборотень ничего сказать не мог, кроме того, что Старший — свойский мужик и за своих парней готов был и в огонь и в воду.

— Насколько он был близок к руководству — не знаю, — признался Оборотень.

История о том, как парень выполнял задание «найти для того, чтобы потом уничтожить» и нашел родного брата, позабавила всех, но не развеселила, потому что не прибавила сведений о теперешнем местонахождении экс-Шершнева Дмитрия Степановича.

— Постойте, — вдруг что-то вспомнил Стас Шершнев, — Лена один раз спросила, возьмет ли он ее в Кейптаун. И вроде как они что-то говорили про дом. Мне кажется, Митя построил в Кейп-Тауне дом. Точно, потому он и уезжал туда.

Потапчук молча глянул на помощника, тот коротко кивнул и вышел. Пока его не было, Потапчук подробно выспросил о том, что произошло на даче, из-за чего погибла Лена. По каким-то эпизодам и репликам можно было предположить, каков был характер отношений в организации столыпинского фонда.

— Товарищ генерал, Дмитрия Степановича Петрова на борту рейса в Кейп-Таун нет, но с пересадкой в Лондоне летит туда из Москвы Дмитрий Степанович Шершнев.

— Странный маршрут, однако, Москва — Лондон — Кейп-Таун, — удивился Потапчук.

— Есть такое соединение. Бритиш Эйруэйз, товарищ генерал.

— Бинго! — сделал заключение Федор Филиппович. — Связывайтесь с Интерполом, берите его, где бы ни застали. Хоть в воздухе с самолета снимайте!

— Есть, товарищ генерал, — отрапортовал помощник и вышел исполнять задание.

Потапчук сел снова на свой стул напротив парня.

— Ну что, Оборотень, правильно я тебя назвал?

— Правильно, — кивнул без энтузиазма допрашиваемый.

— Вот и получается, что сдал ты своего брата.

Парень ниже наклонил голову над столом, но ничего не ответил. Генерал видел, что челюсти он сжал сильнее, очень сильно.

— Почему же ты не отдал его Столыпину, своему прямому начальнику, но сдал государству? Вы же не любите государство. Оно вам враг.

— Не знал я тогда, что он убийца. Лена ни в чем не была виновата. Митя был очень жесток. Он вообще изменился. Я испугался, что он с его злостью еще много дел натворить может. И Лену мне очень жалко.

Оборотень замолчал и еще ниже наклонил голову. Потапчук понял, что парень еще не высказался до конца, но не стал торопить, давая ему возможность осознать то, что беспокоило.