Иван Стрельцов - Спецназ не сдаётся

— Я не могу лицемерить перед женой. Тем более какой пример я подаю своим детям. Прости и... прощай.

— Прощай, — коротко ответила женщина и, не произнеся больше ни слова, удалилась. Месяц у нее была жуткая депрессия, и, если бы не дочь, еще неизвестно, чем бы все закончилось. Но она нашла силы и переборола душевную боль, дав себе слово больше никого не любить.

Но нет ничего более ненадежного, чем слово женщины. Через два месяца вихрем завертелся роман с сослуживцем. В отличие от Доцента, который был старше ее на семь лет, Сослуживец был ее ровесником. Он не был настолько эрудированным и обворожительным, как нынешний брокер, но зато был веселым и обаятельным. Хохмач, весельчак, первый заводила всех маленьких сабантуйчиков после работы и больших пикников на природе по выходным. С ним было легко и весело, Тамара даже не заметила, как оказалась на диване в квартире его друга, уехавшего в длительную командировку. Роман продлился почти год, за это время они перепробовали кровати в квартирах многих друзей, диваны на загородных дачах, сиденья в ее непомерно маленькой, явно не предназначенной для этого «Таврии». Она была почти что счастлива, но неожиданно Сослуживец, сидя в кафе, сказал:

— Любимая, тебя можно попросить об одном одолжении?

— Все, что угодно, — улыбнулась Тома, считая, что у ее дружка появилась какая-то новая сексуальная фантазия. Но он заговорил совсем о другом и абсолютно серьезно.

— В нашей фирме открывается представительство на Кипре. Главного менеджера туда еще не назначили, есть три кандидатуры, в том числе и я. Ты бы не могла замолвить за меня словечко перед генеральным? Ведь вы с ним хорошо знакомы?

Она действительно была в хороших отношениях с генеральным директором. Знакомы они были еще со времен института, учились в одной группе, играли в одной самодеятельности, и даже с его будущей женой были подругами. Тома в туристической фирме оказалась не случайно, ее специально разыскал директор и предложил на выбор несколько должностей. Она выбрала должность эксперта по маркетингу.

— Хорошо, поговорю, — наконец произнесла любимая женщина Сослуживца. И действительно, в тот же день она встретилась с генеральным директором и за чашечкой кофе попросила о своем друге.

Через два месяца Сослуживец с семьей уехал на Кипр. С тех пор прошло уже полтора года, за это время он ни разу не позвонил, не прислал ни одного письма или открытки к какому-нибудь празднику.

— Ну, Томка, ты у нас настоящая «спонсорша», или как там, «мать Тереза», — любили позубоскалить близкие подруги за чашечкой кофе с коньяком и сигаретой о ее любовниках. Это были единственные люди, которым она разрешала вести себя панибратски с ней. И даже сама смеялась над собой.

— Нет, девчонки, я не «спонсорша», я «султанша». Целый гарем содержу — всех мужиков, мужа, любовников кормлю, пою, устраиваю их судьбы, а потом они бегут без оглядки. Нет, нынче настоящие мужики перевелись.

Шутки шутками, но на душе все равно скребли кошки. Чтобы как-то развеяться, она ходила в театры, музеи, посещала художественные выставки.

На одной из таких выставок Тамара познакомилась с третьим своим мужчиной.

— И вам это нравится? — любуясь какой-то картиной, неожиданно услышала она за спиной незнакомый голос. Обернувшись, она увидела молодого человека. Худой, выше среднего роста, слегка сутуловатый, одет во все черное, он выглядел роковой фигурой. Длинные прямые черные волосы, спадающие на плечи, такая же черная недельная щетина на лице и темные глаза с поволокой дополняли этот мистический образ.

— Не знаю, — не задумываясь, ответила Тамара.

— Что здесь может нравиться? — Незнакомец состроил пренебрежительную мину на лице. — Номенклатурщики лижут зад власти, а власть за это разрешает им выставляться. А те, кто не хочет подлизываться, тех взашей, тех...

— Вы художник?

— Я... — внимательно посмотрев на нее, незнакомец сперва замолчал. Потом изумленно произнес: — Боже, какие глаза. Я обязательно должен написать ваш портрет. Вы видели мои работы?

Она отрицательно покачала головой.

— А хотите? — В его глазах пропала мутная поволока и вспыхнул какой-то буйный, неукротимый огонь.

— Надеюсь не сегодня, — на какое-то мгновение ее даже испугал этот нездоровый блеск.

— Хорошо, — согласился незнакомец. Вытащил из нагрудного кармана визитную карточку и протянул женщине. — Завтра в восемь вечера жду в своей студии.

Не дожидаясь ответа, круто развернулся и зашагал в сторону выхода. Любопытство боролось с осторожностью, но в конце концов первое взяло верх над вторым. Вечером следующего дня она, надев брючный костюм и короткую кожаную куртку, чтобы казаться как можно демократичней, взяла такси и поехала по указанному адресу.

Студия размещалась на чердаке старого, дореволюционной постройки дома, в грязном, замусоренном дворе. Ей пришлось долго подниматься по грязной темной лестнице. Чтобы не упасть, она держалась за перила, деревянные покрытия которых местами были оборваны, и рука натыкалась на шершавую, холодную металлическую рейку. От неожиданности Тамара резко отдергивала руку, затем снова хваталась как за путеводную нить. Наконец она добралась до чердака, только вместо ожидаемой фанерной или деревянной двери-развалюхи была установлена настоящая, мореного дуба с резными наличниками и тяжелой бронзовой ручкой, в самом центре двери красовалась блестящая табличка «Стучите, и вам откроют».

Сжав пальцы в кулачок, Тамара ударила в полированную поверхность дерева. Прошло несколько секунд, но ничего не изменилось, она снова постучала, тот же результат.

Удивленно пожав плечами, она хмыкнула и развернулась, чтобы уйти, но в этот момент щелкнул замок и дверь открылась. На пороге стоял ОН. Длинная, до колен просторная рубаха — косоворотка из плотной льняной ткани, темно-синие с белыми лампасами шаровары и домашние тапочки в виде двух коричневых смешных собачек. От столь экзотического вида у гостьи удивленно приподнялись брови.

— Дома надо ходить как удобно, — вместо приветствия объяснил свой наряд хозяин студии и тут же посторонился, пропуская гостью внутрь.

Студия занимала почти половину чердака, в дальнем углу у большого окна стоял мольберт, стеллаж с холстами, красками, кистями, всем тем, без чего не может работать — творить художник. В пяти метрах от мольберта стояло старинное кресло с резными подлокотниками и гнутыми ножками. Половина кресла была застелена большим куском тяжелого алого бархата. Свисающий до пола край материи был причудливо уложен красивыми складками.

— Работаете в стиле Ренессанса? — наобум спросила гостья.

— Я пытаюсь работать в различных стилях, кроме соцреализма.