Андрей Воронин - Спецназовец. Власть закона

— Всего, — хмыкнул Быков.

— В любом случае, — сказал Юрий, — за красивые глаза нам этих денег никто не даст. Сказано ясно: вернем всю сумму — получим вознаграждение. Сумма у твоего кореша Машки, Машка в бегах. И где ты его станешь искать? Пока мы тут слоняемся, он этими бабками, наверное, уже направо и налево швыряется — яхты, виллы, девочки, автомобили…

— Ничего, — подумав, мрачно проворчал Ти-Рекс. — Бог — не Тимошка, видит немножко. Не все коту масленица, будет и Великий пост.

— Ну-ну, — с сомнением сказал Юрий.

Вскоре после полудня, отмахав десятка два километров и поднявшись на очередную возвышенность, они увидели впереди поднимающийся над лесом косой столб черного дыма. Сверившись с картой, Быков уверенно объявил, что горит в деревне. Юрий хотел сказать, что об этом несложно догадаться и так, без карты, — если бы горел лес, дымилась бы половина горизонта, — но тут издалека долетел раскатистый звук, похожий на удар молотком по доске. Вслед за первым выстрелом гулко простучала очередь, и чуть правее дымового султана возник второй; поначалу слабый, едва заметный, он прямо на глазах набирал силу, вырастал и темнел, наливаясь зловещей чернотой.

— Опять верхние бурундуки шалят, — сказал Быков, наблюдая до боли знакомую картину. — Что-то совсем они распоясались. Чует мое сердце, пора им укорот сделать. Ты как, студент, не возражаешь?

Хорошо его зная, Юрий видел, что возражать бесполезно, но в интересах дела предпринял слабую попытку обуздать естественный порыв Ти-Рекса, а заодно и свой собственный.

— Вообще-то, это не наше дело, — сказал он. — Сам ведь понимаешь, что в два ствола и четыре руки мы здесь правовое общество не построим.

— Капля камень точит, Юрок, — деловито убирая в ножны мачете и передвигая со спины на грудь автомат, рассеянно сообщил Быков. — Построим, не построим — это время покажет. Зато душу отведем. Да и потолковать с кем-нибудь из этих ребят не мешает. Если кто и знает, где наши люди, так это они.

Довод был вполне резонный, хотя Юрий, который никак не мог избавиться от привычки анализировать причины своих настроений и поступков, понимал, что это опять не причина, а повод. Истинную причину Быков назвал секундой раньше: ему хотелось отвести душу, и, как и разгромившие католическую миссию «бурундуки», он не видел повода отказать себе в удовлетворении этого маленького, простительного каприза.

— Ты держись сзади, — уже втолковывал Даше Ти-Рекс, для которого, похоже, вопрос был закрыт, — так, чтоб нас все время видеть, но не близко, под пули не лезь. Не женское это дело, да мы и сами справимся. Ты, главное, не волнуйся, мы аккуратно. С автоматом управляться умеешь? Гляди, вот предохранитель…

«Ну и ладно», — подумал Юрий, с неожиданным облегчением отдаваясь на волю обстоятельств — вернее, на волю Быкова, который, как обычно, в острой ситуации без раздумий принял командование. Если подумать, это было хорошо и правильно: в конце концов, он был отличный командир, и, воюя под его началом, можно было твердо рассчитывать на успех.

К тому же Юрий тоже был не прочь тряхнуть стариной и, как выразился Роман Данилович, «сделать укорот верхним бурундукам».

Врач наложил последний шов и бросил на передвижной металлический столик окровавленную хирургическую иглу. Пациент верхом, задом наперед, сидел на архаичном стуле с вертящейся спинкой и массивной железной опорой, обняв руками спинку и свесив обритую наголо голову через ее верхний край. Он был под наркозом, но на запястьях все равно поблескивали браслеты наручников — не то никелированных, не то сделанных из полированной нержавеющей стали. На затылке виднелся грубый, обращенный концами кверху П-образный шов. Врач, делавший операцию, подвизался в области пластической хирургии, снискав себе на этом поприще определенную известность. При необходимости он мог сделать шов почти незаметным, но такой необходимости не было. В этом его заверили люди, взявшиеся оплатить операцию. Доктор Селиверстов побаивался, что рассчитаются с ним пулей, что послужило еще одной причиной легкой неопрятности в работе: трудно унять дрожь в руках, когда не знаешь, доживешь ли до завтрашнего утра.

Сменив испачканные кровью латексные перчатки на свежие, извлеченные из стерильной упаковки, доктор Селиверстов принялся накладывать повязку: те, кто доставил его сюда, не удосужились прихватить еще и операционную сестру. Белая марля резко контрастировала с черно-фиолетовой лоснящейся кожей пациента; врач сосредоточенно виток за витком оборачивал стерильным бинтом обезображенную голову, избегая смотреть по сторонам и стараясь не думать о том, как попал сюда этот немолодой чернокожий бедолага, чем не угодил хозяевам этого места и что ждет его впереди.

— Я обязан вас предупредить, — по-прежнему не поднимая глаз, заговорил он, — что не ручаюсь за исход операции. Имплантат может просто не прижиться. Организм его отторгнет, начнется воспалительный процесс, который, если его вовремя не остановить, может привести к летальному исходу.

— Все там будем, — отозвался на эту полную профессиональной сухости речь глухой, как из-под земли, голос. — Недельку-другую протянет, и ладушки. Да что ему сделается! Это ж африканец — настоящий, коренной. Жил в грязи, ел грязь и водой из лужи, куда крокодил нагадил, запивал. Его после этого ни одна зараза не возьмет.

Хирург машинально поднял глаза и сразу же их опустил: вид резиновой противогазной хари, из-под которой доносился голос собеседника, отнюдь не способствовал сохранению душевного равновесия.

— Да вы не беспокойтесь, — неверно истолковав его взгляд, прогудела харя. — Оболочка из новейших медицинских материалов, мы ее по каталогу из самого Израиля выписали. Ничего ему не сделается!

— Даже самые новейшие материалы и лекарства не дают стопроцентной гарантии, — из любви к истине заявил Селиверстов, не переносивший самоуверенного невежества, которое демонстрировал счастливый обладатель противогаза. Смотрите, какой знаток! Каталог он в Интернете просмотрел… — К тому же условия, в которых проведена операция… гм, да.

Условия действительно были не самые подходящие. Операцию пришлось проводить в каком-то грязном бетонном подвале, при свете переносного софита, какими пользуются фотографы, с минимальным набором инструментов, предоставленных хозяевами и примерно так же подходящих для пластической хирургии, как топор-колун и двуручная пила — для хирургии обычной, пусть даже военно-полевой.

— Да ладно вам — условия, — послышалось из-под противогаза. — Вы рожу его видали? Думаете, это украшение ему в швейцарской клинике сделали?

Спорить с этим было трудно. Страшный, неправильно сросшийся рубец через все лицо, большой треугольный шрам на левой лопатке и характерный след от сквозного пулевого ранения на правом плече прозрачно намекали на богатую биографию, в которой, увы, не нашлось места для визита в институт пластической хирургии — да если уж на то пошло, то и в нормальный современный госпиталь. Помимо старых шрамов, на теле пациента усматривались следы недавних жестоких побоев, да и операция, только что завершенная доктором Селиверстовым, вряд ли была направлена на укрепление его здоровья.