Александр Тамоников - Тайна пленного генерала

Та же история повторилась на другой стороне деревни, но там Халевич работал в одиночку. Часовой ахнул, скинул с плеча МР-40 и набрал воздух в легкие. Халевич прыгнул с разбега, зажал немцу горло и давил даже после того, как они оба упали. Немец извивался, колотил ладонью по грязи, дескать, сдаюсь. Но подобные сигналы здесь не работали. Труп был тяжелый, подбежал Шперлинг, вдвоем разведчики оттащили мертвеца за дерево.

Еще одного часового Кошкин снял у калитки центральной избы. Тот прикрыл ладонями пламя зажигалки, эту штуку разведчик и вбил ему в зубы. А потом перехватил нож и добил ударом в живот.

Бойцы рассредоточились вокруг центрального подворья, перебрались через ограду. Двор окружали старые сараи. Шубин перелез на территорию с задней стороны, перебежал к бане, присел на углу.

Ждать пришлось недолго. По периметру курсировал рослый обер-гренадер с карабином «маузер» за плечом. Отточенное лезвие саперной лопатки разрубило ему ключицу. Глеб выдернул инструмент – брызнула кровь. Гренадер качнулся, схватился за рану. Второй удар был нанесен вертикально, тем же ребром. Треснула кость, потекло по лицу.

Солдаты вермахта слаженно действовали в составе подразделения, когда же они оставались наедине с опасностью, то терялись и впадали в замешательство.

Трамбовать мертвеца было некуда, Глеб оставил его на месте, прокрался, сжимая лопатку, вдоль сруба. Внутри гуляла почтенная публика, разражались взрывы смеха. Окна в парной отсутствовали. Имелось окно в предбаннике, где сидели люди, но настолько мутное и грязное, что им можно было пренебречь.

На крыльце центральной избы курил часовой. Сбоку вырос Кошкин, схватил немца за ноги, резким движением стащил с крыльца. Леха рисковал – тот мог закричать, но ударился головой и остался нем. Поединок продолжался за крыльцом, Кошкин сопел, нанося удары, немец сопротивлялся. Потом стало тихо, боец перевел дыхание. В темноте поблескивали шальные глаза.

– Товарищ лейтенант, это вы? – протянул он тягучим шепотом.

– Это я, – отозвался Шубин, поднимаясь на ноги. – Леха, мы не закончили…

– Ну да, один еще бегает, – подтвердил разведчик. – Хотя точно не установлено…

– Вроде всех охватили, – неуверенно заметил Курганов, отделяясь от сарая. – В бане еще денщик, ведрами гремит, напевает что-то, дрова подбрасывает…

Досадный пробел – не научиться считать до шести! Глеб и сам путался. На краю подворья показались двое – Шперлинг и Халевич. Не хватало Вартаняна. Бойцы озирались – не всем давалась в школе элементарная алгебра.

Вскоре все прояснилось: заскрипела дверь покосившегося сортира на другой стороне двора, оттуда вывалился, подтягивая штаны, шестой солдат. Нашлась пропащая душа! Караульный почуял неладное, растерянно заморгал. Отсутствовал товарищ на крыльце, а за ступенями валялось что-то бесформенное. Плюс подозрительные силуэты по периметру – явно не сослуживцы. Он попятился было обратно в сортир, но дверь уже захлопнулась, уперлась в спину. Сделал движение, словно собрался скинуть карабин с плеча, но оружие отсутствовало – оставил на крыльце перед посещением туалета.

Халевич метнул нож за мгновение до вопля. Но слишком далеко оказалась мишень – холодное оружие рассекло воздух и метко ударилось в грудь. Жаль, что рукояткой. Крик застрял в горле, запутались ноги. За спиной возник потерявшийся Вартанян, прыгнул на гитлеровца, повалил его носом в глину, стал колотить по загривку. Чувство меры не отказало. Арсен схватил его за ноги, потащил в темноту, где и продолжил экзекуцию до победного конца. Шубин облегченно выдохнул. По краю ходим, мужики, по самому краю…

Тени заскользили в вечернем воздухе, разведчики подкрались к бане. Снова незадача: заскрипела дверь, вышел приземистый упитанный солдат, выплюнул окурок. Разведчики застыли. О существовании седьмого, в принципе, знали, потому не растерялись. Денщик мурлыкал песенку, по сторонам не смотрел, что и позволило ему прожить лишнюю минуту. Он спустился с крыльца, помахивая пустым ведром, присел у поленницы и стал набирать дрова. Закончив, побрел обратно к крыльцу. Остановился, не увидев часового у избы, крикнул:

– Эй, Гюнтер, ты здесь?

Ответа не дождался, пожал плечами и вошел в баню. В узком тамбуре горела свеча, там топилась печка, стояла табуретка и больше ничего. Тяжелая дверь в предбанник была закрыта, за ней картаво лаял немец, повизгивала женщина. Шубин вошел за денщиком, придержал дверь. Тот заметил силуэт за плечом, резко повернулся и застыл, охваченный страхом. Сильные пальцы сжали горло.

– Спокойно, – прошептал по-немецки Шубин. – Поставь ведро. Осторожно опусти… вот так… – Подогнулись ноги, рыжеволосый упитанный малый в звании обер-ефрейтора опустил ведро. Звякнула металлическая дужка. – Вот и умница, спасибо… – Немец смертельно побелел, глаза полезли из орбит. Он произнес спутанную речь, после чего лейтенант сдавил горло еще сильнее. Мало приятного – наблюдать, как в твоих руках умирает человек. Немец тужился, покрываясь пятнами.

Глеб опустил бездыханное тело рядом с печкой, прижал палец к губам – в баню сунулся возбужденный Кошкин. Понятливо закивал, осклабился. Разведчики входили на цыпочках – страшные, как демоны, в облезлых фуфайках, в залатанных мешковатых штанах. Шубин на цыпочках подошел к двери, стал слушать.

Веселье текло своим чередом. Поперхнулась женщина, стала икать. Мужской половине собрания стало весело, они загоготали, кто-то ударил бабу по спине. Несчастная поперхнулась и перестала икать.

– Конрад, да ты прямо доктор! – восхитился немец. Участники гульбы уже здорово набрались и наелись. Забулькал шнапс, родился тост: —За скорую победу великой Германии, за то, чтобы не возиться с этими русскими до зимы!

Пирующие сдвинули стаканы, выпили. Потом кто-то предложил еще раз посетить парную. Не желают ли дамы присоединиться? «Дамы» запищали, что они уже не могут, там жарко, и если господа офицеры позволят им остаться, они будут премного благодарны.

– Я тоже останусь, герр майор, – бросил один из присутствующих. – Не понимаю этого удовольствия – сидеть и обливаться потом. Русские еще вениками хлещутся – зачем? А мы им уподобляемся…

Низкий голос согласился, что он тоже многого не понимает, однако в этой бане что-то есть. Не зря же союзники-финны так ценят свои сауны, которые мало чем отличаются от русских бань.

Скрипнула дверь. Трое удалились в парную.

– И что мы мнемся, как погорельцы? – не понял Курганов.

Шубин распахнул дверь, ворвался в предбанник с автоматом наперевес. Возникла немая сцена. Предбанник был просторный, и обстановка – самое то. Возможно, до войны сюда приезжали париться представители сельских парторганизаций, директора колхозов.