Сергей Семеркин - Когда факс приходит не вовремя [litres самиздат]

И наши курсы совпали. Как два латинских танцора танго мы сблизились. Как два ковбоя из вестернов долго-долго смотрели друг другу в глаза. Добро как всегда победило более слабое добро. Молчание в качестве контрибуции отошло терпеливейшему.

– Я слышала, что ты пытался свалить на меня массовое убийство, – как выгнулась бровь, как растянулись губы в горькой усмешке.

– Ты правильно слышала. Но согласись, если взять из трупов только одного твоего папочку, то мотив к его устранению есть у тебя и совершенно отсутствует у меня, – огрызаюсь, где моя природная вежливость к дамам? Нет чтобы убить или изнасиловать, а я словами колю – вот садюга!

– Ну конечно! Умению стрелки переводить вас в казанских школах учат?

– Ага, – мифы нельзя опровергать, от этого они только становятся сильнее.

– Зато у тебя есть возможность.

– У меня масса возможностей.

– У тебя есть знакомые киллеры.

– У меня масса знакомых киллеров. Так было. Но некоторые переехали на тихие кладбища или безымянные погосты, некоторые далече.

Что-то у меня затылок зачесался. Не иначе где-то сидит телепат и шурует своими щупальцами у меня в голове. Если у вас паранойя, это еще не значит, что за вами не следят.

– Так и будет здесь отношения выяснять или где-нибудь посидим? – вот это уже более по-женски, подумать о комфорте даже во время скандала (пусть пока и тихого – тлеющего).

– А ты не одесситка. Выяснение отношений у них принято обставлять с шумом и помпой так, чтобы весь двор, а лучше вся улица была в курсе.

Мы сели в одно дорогое и с претензиями заведение. Зато мальчики-гарсоны бегали туда-сюда резво и просто-таки облизывали нас-клиентов, впрочем, я задал им вектор движением своих бровей – мол, облизывайте, чертяки, не меня, а Лику. А я и сам водки себе могу плеснуть. Хлоп, хлоп – начали накидываться мы в традициях великорусского пьянства, свинства и прочего гостеприимства (кто без бутылки к нам придет, тот от нее и погибнет етк). Я не покидал территорию трезвости, а Лика почти не пьянела. Нам бы в разведке служить. Да где уж.

– Значит, ты не причем? – маникюрчиком теребит мочку уха. Ба, она сегодня без сережек.

– Послушай, даже если бы я был причем, то ни за что не признался бы тебе, не смотря на отягчающие обстоятельства, вроде нашего обручения или женитьбы. А мы ведь совсем не женаты и даже не обручены, – наливаю еще водки по рюмашкам. – Но я на самом деле не причем.

– Поэтому тебя и выпустили.

– Наверное. Моя свобода находится в руках… – верчу стеклянный бочонок, кручу, доверчивых обмануть хочу, – моей свободы.

– Я хочу тебя, знаешь, ты такой неприкаянный… и в то же время опасный как катана, тебя надо держать сильной и нежной рукой, – дальше ее язык ничего не говорил, потому что отправился в путешествие: обрисовывать изнутри силуэт губ.

– Тебе бы женские романы писать. Типа:

Ее нежные руки схватили

на сеновале сильно

нефритовый

стрежень его…

рукоятки катаны.

Циничная улыбка обняла мои губы. Ее изогнулись в ответной смешливости.

Хлоп, хлоп. И от обжигающей водки наши языки нашли убежище в объятиях друг друга.

"Интересно, а сколько и кому тут надо дать, чтобы…" – это, скорее, мысли, которые не положили на музыку.

Мы достаточно быстро выяснили, что вообще никому ничего не надо давать. Для просто секса (то есть для секса бесплатного – в этом заключалось его простота) нам выделили диванчик комнаты отдыха и попросили не закрывать дверь. Через нее подсматривали все кому не лень. Я и не знал, что на кухне работает такая прорва народу. Лика наслаждалась всем этим необычным изюмом внутри ее в общем-то пресно булочной жизни, а я проходил чистилище (пыжился, но другого сравнения не нашел). Причем наказания я сам себе вынес, как та вдова, что вошла в поговорку и так из нее и не вышла. Только не понятно за что. Мазохизм и мораль тут были явно не причем.

Растрепанные и разгоряченные мы вывались из не такого уж дорогого и явно без претензий заведения. Вовремя. Туда нагрянула то ли налоговая, то ли служба по борьбе с распространением наркотиков. Пару официантов, махающих нам на прощанье платочками, загнали внутрь. А мы добровольно залезли внутрь моего купе.

– Какой глупый у тебя автомобиль, в нем даже компьютера нет, – и ножку на переднюю панель, длинная она все-таки – панель у 500-го мерса, да и ноги у Лики тоже не короткие.

– Зато надежный, почти как телега, – движок завелся с полоборота стартера – а как могло быть иначе? Я же все необходимые ТО моему "мурзику" делаю вовремя.

Нельзя одновременно игнорировать золотого тельца и надеется на получение денег вдосталь. Что-нибудь одно возможно. А исправно засыпать в свои закрома золотые кружочки и вместе с

этим еще и иметь привилегию смеяться над парнокопытным (или монокопытным?) рогатым… – такое не пройдет. Мне факс в руки, а я его в печку. Логично предположить, что все дела мои пришли в упадок (сие естественно – потому что по закону). Полный такой упадочек – что на него ни положишь, всё падает. Я даже хотел денег занять у Промокашки. И вряд ли бы отдал. Но Промокашки уже не было. Он прыгнул в Лондон. У Сальвадора Дали есть картина, где на женское тело обнаженное прыгают тигры неодетые. Вот так и Промокашка махнул из России (которая вряд ли Европа и не совсем Азия) на запад. И не попрощался. И так он это вовремя исчез, что я снова прокачал вариант: а не засланец ли он был? Но когда узнал, в какую финансовую малину тот затесался (он прислал забавную открытку нам с Машуткой на наш офисный ящик электропочты), сразу понял: Промокашка был по настоящему не героем второго плана в нескольких сериях кина про мелкого злодея. Хлопушка хлопает, дубли дублируются, всё в одном, и это уже было. Так глядишь скоро овса для моего "мерина" не на что будет купить. Но после всего, что со мной приключилось, после тех думок, что я передумал, я уже не мог крутиться в том колесе прозрачном, которое для хомячка заботливо помещает в аквариум хозяйская рука, чтобы животинка не заплыла жирком.

Мне бы тоже рвануться из болота, да прыгнуть. А я чего-то наоборот расслабился: позволял себе лежать минут по двадцать по утрам в кровати. Раньше такое было не возможно в принципе. Раньше как очнусь, разлеплю веки, так сразу бежать в ванную за холодными струйками бодрого душа. А сейчас… медленно открываю глаза… сначала один… потом другой… щурюсь на потолок… а может, исчезнет? неа… не исчез… закрываю глаза… потягиваюсь… (или сворачиваюсь в клубок зародыша…) открываю глаза… сначала один… Тьфу!

Обратно вернуться не могу, будущее уже считаем меня своим прирученным подопытным зверьком, клыкастый мелкий злодей стал анахронизмом давно забытой истории. И еще я немножко запутался в себе. Надо увидеть глаза. Те черные, что могут освятить мой дальнейший путь смыслом. А пока нет смысла, можно и в постели валяться, пока кости не заломит нега. Плоть мелкого злодея мертвела и отваливалась от костей. Клыки выпадали, когти слоились и крошились. Шерсть облезала. Я даже притаранил в спальню дуроскоп и иногда его включал, правда, без звука, но все равно: икону 20 века в святая святых – в логово! – декаденс без апелляций.