Сергей Семеркин - Когда факс приходит не вовремя [litres самиздат]

обогатились опытом бесценным,

за время связи роковой,

и годы минули блаженно,

и дети выросли без нас.

В принципе можно, но это виртуальная история. А вот расставание было реальным. И губы мои коробила фальшь. Я так был благодарен всем, кто участвовал в направлении маленького злодея к светлому существу Даше. И уж конечно ей во сто крат нежнее хотел протянуть те невидимые отростки, что зовутся легкими энергиями или астральными оболочками. Но стоял столбом, улыбался и начитывал текст. Не моего сценария, который был гораздо роднее мелкому злодею, чем всё, что бы он мог сам написать. Тут бы эпизод обрубить или музычку фоном погромче. Но обрыв длился и длился и длился, пока терзаниями и плохой игрой в чинном расставание "некто" не был удовлетворен. И где та шапка, в которую благодарная публика кидала свои гроши?

А что там на втором плане. Ух ты, неужели тоже разрушение? Не иначе век созидания еще не настал. Сосед с низу Афанасий был толст и добр. Иногда мы с ним сталкивались на лестнице – он выводил своего живчика эрделя на прогулку, чтобы тот просрался и не гадил дома, а я принципиально (по совету Шмеля) не пользовался лифтом и посему часто мерил шагами пары ступенек. Мы не здоровались – такова была традиция. Мы при каждой встрече выплескивали в коротких ёмких фразах все, что случилось с каждым, плюс делились житейскими мудростями, я их подмечал меньше, он – больше, это естественно: при жене, детишках и куче других домашних животных многое понимаешь быстрее. Ну например, про голод он выражался так: "Когда место пышногрудых блондинок в моем сознании занимают пельмени – значит пора домой отведать горяченького". Жена у Афанасия была маленькая, спортивная черненькая Гульнара, в которой было много намешано кровей и все они были южными. Может, потому то его так и тянуло к блондинкам, но он не изменял, по крайней мере, мне об его походах на лево ничего не известно. И очень быстро Гулю сжег рак. Бывают смерти предсказуемые: смотришь на человека и видно – скоро откинется. А тут – такая она была заводная и энергичная а вот – пшить – несколько месяцев и всё. И дальше двоих детей воспитывал уже один Афанасий. Бывало, с ним мы принимали на грудь совместно. После смерти Гули – чаще. Но не регулярно, Афанасий не спивался. Но… как-то в подпитии он не там переходил дорогу. А можно сказать и по другому: кое-кому не надо было так гнать. Блатных водил в первопрестольной как грязи. Чуть выбился – уже козырные номера на точку лепят и мигалки оборудуют. Чтобы быстрее улицы рассекать. Пьяному море по колено, но если на неглубокой мостовой мимо течет речушка со скоростью за что километров в час, то на ней запросто можно и до Стикса добраться. И вот уже двух сирот вместе с эрделем увозят родственники. Куда-то далеко и надолго…

Верчу в пальцах бумажку с номером. Помню их наизусть, но так надежнее. И все-таки уверенности нет. Непохоже, что за этими цифрами скрывалась она. Целый человек, целый мир, вот за этим клочком бумаги, сильно мятом от частого разворачивания и бережного теребения. Но. Смешно даже думать: звонить или нет. После всего что случилось, этот клочок бумаги и цифирьки – единственное, что может выкупить ту кипу глупости, что я наворотил с помощью…

Клик, клик, клик – клавиши нажимаются об пальцы. Да, мелкий злодей не позвонил бы сам. Но трансформация уже брала своё.

– … – нечто похожее на "да", возможно, это действительно то самое "да", после тысячи и одного нета, которым я потчевал факс?

– Привет, это я.

– Плохо слышно!

– Я говорю: привет, это я! – ору в трубку, мечусь по комнате, пытаясь отыскать место уверенного приема.

– Приезжай к крематорию прямо сейчас.

– К какому? – перебираю в памяти цивильные морги.

– Новый клуб на…

Мозг записывает адрес, а ноги уже несут. Недалеко. Через двадцать пять минут лихого вождения подруливаю к клубу. Она стоит в группке такого же юного молодняка (смотрю на них с высоты своей тридцать одной весны – высоковато). Увидела. Машет приветственно. А ведь она могла и не понять: кто ей звонил – как дернулось сердце – мысли, зачем вам испытывать сердце сейчас? Что-то ломается в мелком злодеи. В очередной раз пальцы срывают личину и ошметки старой кожи остаются в прошлом. Скоро матрешка станет неделимой. Рыкнуть бы в пространство, да кожа на губах еще не обсохла. Выхожу. Мы обнимаемся и я кружу ее.

– Слушай, забери меня отсюда, – она немножко хмельная, немножко веселая, и ей куда-то надо. Этого так много!

– А в клуб не пойдем?

– Я уже там отработала.

– М-м-м… – не понимаю я понятное.

– Ты же уедешь?

– Куда это?

– Ну после того, что было. Ты же уедешь? – глядя в эти бездонные глазища я все-таки могу произнести "нет". Только вот зачем? Чтобы проверить себя. Спасибо, уже шпагатами тело истомил, заморочками ум завел за разум, и фибры души конкретно продул.

– Конечно, уеду.

– Возьмешь меня с собой?

– Легко.

"Мерс" послушно тронулся с места. Лера помахала компании. Некоторые искренне ответили взаимности, большинство манерно еле-еле пошевелило верхними конечностями. Среди молодежи модна нынче томность – мол, все наркотики кушали и девственность имели во всех позах… впрочем, чего это я? Каждому свое. И мы поехали…

– Куда поедем? – чего это я хриплю, или это мой новый голос?

– Айда сначала в Казань (сначала в Казань – музыка). Я, кстати тоже оттуда (а где еще могла родиться девчонка с такими глазами?). Устроим праздник для друзей и попрощаемся, а потом…

– Видно будет.

– Точно.

Не знаю правильно ли я свернул по жизни, но то, что сделал это вовремя – точно.

Но не так просто проехать из тьмы к свету. В мир, где люди счастливы, где есть любовь, семья и путь без насилия. Где люди не убивают друг друга. В сказку всегда надо прорываться через терновник. И не важно как он выглядит, пусть даже колючки его частокола выглядят как пушинки шмеля. Мы остановились на заправке, ну и перекусить заодно. Тут-то он и появился, как чертик из коробочки. Я сам такой и знаю что почем. Фактор неожиданности.

– Привет, – Шмель улыбался.

Говорят, что он выбрал себе такое прозвище потому что с точки зрения современной аэродинамики вообще не понятно, как шмели летают, но то, что шмели летают – знает даже ребенок. Вот в этом и прелесть: этого не должно быть, но это есть. Почти как смерть непонятное. Хорошее прозвище для убийцы.

– Наверное, ты пришел не просто так, – между нами была разница: он меня мог убить в любой момент, а я его, только если бы он лопухнулся. Но киллеры такого уровня не расслабляются до состояния беззащитности обыденного растения "лопух обыкновенный".

– Так точно. Знаешь, может выйдем на воздух?

– Только что об этом подумал, – я обратился к Лере: – Буквально на бишь секунд удалюсь.