Станислав Иродов - Мангуп

В пятнадцать саженей высотой, без дверей, с несколькими маленькими окнами, двенадцатигранная башня преграждала нижнюю дорогу к Мангупу. По высокой деревянной лестнице, приставленной к окну башни, спустился командир арьергарда, Цинбиди Леонидас – знакомый по Авлите офицер.

– Неужели, это ты, князь, наделал столько шума в лагере турок?

– Да, и глубоко сожалею, что не ударил более значительными силами. Мне удалось слегка потрепать османов, но я упустил возможность полностью разбить их отряд. Как обстоят твои дела?

– Турки в любую минуту могут обойти меня с тыла. Сил, чтобы надёжно перекрыть все дороги, у меня нет. Я ждал помощи, но не думал, что князь придёт ко мне на помощь лично, да ещё прорвавшись сквозь лагерь врага. Какие будут распоряжения?

– Утром посмотрим, что предпримут турки, тогда и решим.

Вестиариты, измученные боем, покрытые кровью, сходили с коней, поили их водой из колодца, вырытого недалеко от башни, пили сами. Стояла тихая тёплая ночь.

– Командир, доложи о потерях,– приказал князь.

– Восемнадцать человек не прорвались к башне, да ещё двадцать человек получили ранения,– доложил Феотокис. Он посмотрел на руку князя, и добавил: – Двадцать один, считая тебя.

– Меня можешь не считать. Пустяк. А вот убитых много,– сокрушённо покачал головой Александр.

– Основные потери в бою с сипахами. Здорово они дерутся,– сказал Феотокис.

– Раненых перевязать, отправить в город. Остальным занять пустующие дома в селе, поесть, что бог послал, и отдыхать! – дал распоряжение князь.

По приглашению Леонидаса Александр поднялся на крышу башни. Мандарий помог ему снять лёгкие доспехи, промыл рану вином и перевязал её чистой тканью.

– Ничего, князь, кость цела, а мясо, дай Бог, нарастёт,– сказал Аталарих.

Глядя на мерцающие звёзды, Александр уснул на свежескошенном сене под разговоры бодрствующих пушкарей рядом с тремя небольшими заряженными пушками. В темноте всхрапывали кони, а в турецком лагере, как в потревоженном осином гнезде, шум не стихал до самого утра.

Рано утром прибыл гонец из столицы. Он привёз письмо от Теодорика, с сообщением, что турки начали наступление от Авлиты на Мраморное.

Князь подозвал Цимбиди.

– Пехоту с пушками отправь к столице. Из всадников организуй летучий отряд и останься с ним в тылу у турок. Перережь их коммуникации, захватывай продовольствие, оружие. Свяжись с другими подобными отрядами. Здесь нам не устоять. Армию сюда присылать бесполезно: турки могут окружить её ударом в тыл через Мраморное. Уходи. Я прикрою твой отход.

Вставало солнце. В лагере турок запели муэдзины. Александр видел с башни, как турки роют могилы и хоронят воинов, павших в ночном бою. Сколько их, посеченных феодоритами? Сотни две – три.

Ушли маршем пушкари и пехотинцы Цинбиди. Сам Леонидас с сотней всадников попрощался с князем и направился в лес к ближайшей крепости.

Когда солнце взошло достаточно высоко, отряд Александра тронулся в путь к столице. Турки после ночного удара даже не пытались перейти реку. Но скоро они придут в себя и наступление продолжится.

Александр с вестиаритами подъезжал к столице. Командиры отрядов, патрулирующих дороги, приветствовали князя. Наконец, впереди, возвышаясь над верхушками деревьев, показался огромный отрог неприступного гигантского плато, на вершине которого в блеске полуденного солнца сверкали зеленью и золотом купола многочисленных храмов. Перекрывая подступы к Мангупу с юга, расположилась армия феодоритов. Из шатра навстречу Александру вышел Теодорик и доложил князю обстановку.

– В городе оставлен гарнизон в две тысячи воинов. Все остальные войска здесь, и ждут приближения врага, чтобы дать ему решительный бой.

– Хорошо. Я остаюсь с вами. Надеюсь, Военный совет доверит мне командовать сражением.

– Ночью город облетел слух, что ты ранен. Это серьёзно?

Александр удивлённо взглянул на свою правую руку, словно видел её в первый раз. Повязка, которую вчера наложил мандарий, промокла, напитавшись кровью, и капли падали на землю. Боль пульсировала в ране. Князь поморщился, но взял себя в руки и отстранённо сказал.

– Разве это рана? Так, саблей оцарапало.

– Надо было надеть миланский доспех.

– Конечно, ведь почти каждый татарин носит миланский доспех, да ещё и надевает его не перед битвой, а просто так, для красоты. Тогда ну никто бы не смог отличить меня от истинного правоверного, – с усмешкой сказал Александр.

Теодорик улыбнулся.

– Ладно, с доспехом я сглупил. Теперь о деле. Военный совет принял решение просить тебя, Александр, впредь не участвовать в боях, а подняться в город, и руководить его подготовкой к обороне на самый крайний случай. Если ты погибнешь, то моральный дух воинов падёт, и страну ждёт разорение. К тому же, твоя рана не позволяет тебе лично участвовать в сражении.

Александр нахмурился. Он готов был вспылить, но потом сдержался и спросил:

– Значит, я всего лишь символ, флаг, а не Владетель земли своей? Командовать сражением будешь ты?

– Нет. Командовать сражением Военный совет поручил Константину Смирнопуло. Я для всех, в том числе и для твоей семьи, лишь выскочка, которому, по знакомству, князь доверил высокий пост. На это сражение Смирнопуло назначил меня тагматархом, командиром тагмы, входящей в меру под командованием Лесли Агапия.

– Тебя явно недооценили, Тео. Смирнопуло в монастыре?

– Да, но иди туда без меня. Я пойду обедать к себе в шатёр. Если хочешь, присоединяйся.

Александр кивнул другу, передал коня мандарию, и приказал Феотокису следовать с вестиаритами по главной дороге в город, а сам пешком стал подниматься в гору к пещерному монастырю, вырубленному в скале Мангупа.

Князь вошёл в главный зал монастыря, где в это время обедали высшие военачальники армии, хмуро поздоровался с Константином Смирнопуло, вышедшим ему навстречу, остальными военачальниками.

Монахи провели князя в келью, омыли крепким вином его рану, наложили свежую повязку. Александр вернулся в зал, сел во главе длинного стола. Ему подали обед. Князь помолился и принялся за еду. Через узкие окна, прорубленные в известняке, заглядывало жаркое солнце.

Пообедав, князь подошёл к одному из окон. Бесчисленные шатры светлой материи, как островки грязного весеннего снега, покрывали обширную зелёную долину, испещрённую ходами сусликов. Вдалеке синело озеро.

– Как вы собираетесь выстроить войска? – спросил князь Константина.

– Когда наша разведка точно установит путь передвижения османов, мы развернём армию фронтом в сторону врага. Поставим пехоту из греков в две линии центра. Глубина каждой линии 16 человек. Первая линия – тяжёлая пехота – скутаты посередине, лучники и арбалетчики на флангах.