Инна Баханцева - Возвращение Ангела

Он нащупал его в кармане, достал, посмотрел на него, но не включил…

Коридоры тюрьмы.

– Двигайся! – подтолкнул его конвойный. – Ну? Чего стал?

– Давай, давай, шевелись! Спишь на ходу, что ли! – сказал

беззлобно другой.

Женя зашагал дальше, а телефон всё звонил и звонил…

Они остановились перед знакомой дверью. И дальше – всё, как

обычно. Один конвойный у двери, другой – вместе с ним в комнате…

За исключением самой встречи.

Комната для встреч с адвокатом.

…За столом сидела довольно миловидная женщина лет тридцати

пяти, натурально рыжая. Женя улыбнулся, и она в ответ – тоже.

Совпадение масти было очевидным. Но и она, и он, обратив на это

115

внимание, знали, что дело не только в одинаковом цвете волос.

– Лариса Бутман, – сказала она, слегка привстав и протянув

ему руку. – Садитесь.

Женя сел.

– Евгений Ангелин, – начала она официально, возможно, имея

в виду стоявшего у двери конвойного. – Я, естественно, ознакомилась с вашим делом. Многое пока не в нашу пользу… Есть факты, но есть и, мягко говоря, натяжки, подтасовки со стороны обвинения… Но я надеюсь, мы найдём и детали, и факты, на которые

мы сможем опереться…

– Я уже не надеюсь…

– Не надо спешить, Евгений. А пока меня интересуете вы.

– В смысле?

– В смысле вашей жизни… Расскажите немного о себе. Мне

надо лучше знать вас. Жизнь ваша сложилась не очень… гладко.

– Ну, скажем, совсем не гладко…

– Я слушаю.

– Знаете… я всегда был против слова «сложилась»…

Лариса посмотрела на него с интересом.

– Складывается не так уж много… в нашей жизни… даже с учё-том …роковых случайностей и совпадений… В основном, мы сами

складываем всё… точнее – закладываем. Дальше начинаются

закономерности…

Заметив улыбку на лице адвоката, Женя расценил её по-своему, замолчал.

– Продолжайте, я слушаю… Это интересно.

– Это, скорее, банально. Результат долгого одиночества… и вы-нужденного безделья… Когда можно оглянуться в прошлое…

Записная книжка

Улицы провинциального города.

…Женя мчится на мотоцикле по улицам города. На заднем сидении – Колян. Оба с каким-то особым выражением лиц – суровым

и мрачным. Едут молча…

На перекрёстке они остановились, пропуская машины, и увидели Рязанова, который собирался перейти улицу. Женя не обратил на

него внимания, а вот Колян, только что вернувшийся после

116

отсидки, присвистнул удивлённо и дёрнул Женю за рукав.

– Вот те номер… ты глянь, Ангел, самый честный мент в мире

собственной персоной! Чего это он не в форме?

– Он больше не мент, – спокойно ответил Женя и вывернул

ручку газа.

Прежде чем они сорвались с места, Колян успел показать бывшему милиционеру вполне понятный жест ладонью поперёк шеи

– не удержался. Потом, уже по дороге, ему всё не терпелось узнать, что же такое произошло с Рязановым.

– Почему? – кричал он против ветра в ухо Жене.

– Не знаю… уволили, наверное…

– А теперь… что делает?

– У нас на фабрике… в ВОХРе..!

– Где?

– ВОХР! ВОХР!

Женя прибавил газ.

– Не гони, Ангел, навернёмся! – кричал Колян.

Ангел гнал. Они ехали на вокзал – получать груз 200.

Костика. Константина Петровича Мишина.

Железнодорожные пути. Тупик.

Они подогнали грузовик прямо к последнему вагону.

Там уже стояла толпа. Плакали женщины. Суетились, получая свой

груз, мужчины.

Сопровождающий, человек в военной форме, стоял на площадке

товарного вагона. За его спиной были видны цинковые гробы, сложенные в ряд. Прежде чем выдать очередной, он долго разбирался

в своих бумагах.

Спросил документы у Жени. Женя показал паспорт.

– Чей?

– Мать, – сказал он. – Зачем ей сюда?

Военный сверил фамилию по спискам.

– Распишись.

Женя расписался.

С помощью двух носильщиков они с Коляном перетащили цин-ковый ящик в кузов машины. Расплатились.

Привокзальная площадь.

117

На привокзальной площади их ждала мать Костика.

Она тихо плакала.

Женя вышел из машины, посадил её в кабину, хоть она и поры-валась подняться в кузов.

– Не надо, тётя Галя… – сказал Женя. – Мы ещё должны заехать… в одно место…

– Куда? В морг? Не дам… Не хочу…

– Нет, не в морг…

– Поезжай за мной, – сказал Женя водителю, садясь на мотоцикл.

Колян остался в кузове.

Улицы провинциального города.

Женя ехал медленно. Грузовик за ним – так же медленно, и это

было похоже на торжественную траурную процессию…

Территория автобусного парка.

…Человек в защитной маске, стоя в кузове, автогеном разрезал

запаянный шов цинкового ящика.

Женя, Колян и мать Костика стояли внизу, у откинутого борта

машины. Когда показалась крышка деревянного гроба, мать Костика заголосила…

– Он забит… гвоздями. Его уже не откроешь… Нельзя. – Сказал, спрыгивая, сварщик.

Дом деда. Кабинет деда.

Придя домой, Женя хотел сразу пройти к себе, но дверь кабинета

была приоткрыта, и дед увидел его. Подозвал. Женя подошёл, встал

рядом. Дед сидел перед телевизором. А на экране был Горбачёв.

Не отрываясь от телевизора, дед спросил:

– Ну как? Всё сделал?

– Всё… – Женя ответил тихо, опустив голову.

Дед обернулся к нему, положил руку на плечо, слегка притянул

его к себе. Жене была непривычна нежность обычно сдержанного

на чувства деда, и на глазах у него показались слёзы.

– …Он был очень…хороший… Я с ним больше других дружил…

– Жаль, – вздохнул дед. – Я тебя понимаю. Кто у него..?

– Только мать… Отца давно нет… умер…

Дед опять обернулся к экрану, прислушался к словам Горбачёва.

118

Женя был уже почти у двери, когда дед снова позвал его.

– Вот, возьми, – достал из ящика письменного стола деньги, —

дашь матери. Если надо помочь чем-нибудь, скажи.

– Ничего… справимся. Спасибо, дед.., – сказал Женя и вышел.

Из телевизора слышались аплодисменты.

Дом деда. Комната Жени. Мансарда.

…Женя лежал в своей комнате на кушетке и смотрел на фотографию, сделанную им на вокзале, когда провожал ребят в армию.

…Диман и Зуб были серьёзны, а Костик смеялся.

На другой – они были все четверо. И Костик – рядом с ним…

Квартира Костика.

…Фотография Костика в рамке на старом комоде. Поперёк

угла – чёрная лента. Рядом – другая фотография. И тоже в рамке.

И тоже, как будто Костик. Но это – не он. Мужчина, очень похожий на Костика – это его отец. Оба улыбаются одинаково – широкой, немного наивной улыбкой…

Чьи-то руки ставят рядом с ними вазу с цветами… Поправляют

чёрную ленту на рамке… Это – мать Костика.