Александр Тамоников - Смертельный рейс

– Вот, товарищ Шелестов! – Комендант с трудом открыл навесной замок на давно не крашенной двери с фанерными заплатами. – Это ваша комната. Уж не обессудьте, апартаменты не царские. Тут у нас рабочие, кто на вахте, живут, командировочные. Приехал, переночевал, и снова в дорогу. Не для отдыха. Спальное место!

Максим вошел в комнату и осмотрелся. Жить здесь ему не хотелось, даже ночевать. Конечно, при его службе ночевать приходилось еще и не в таких условиях, но без особой необходимости устраивать себе подобные приключения тоже было как-то не по себе. Все-таки чем полноценнее отдых ночью, тем продуктивнее день. Даже на фронте, на передовой и то стараются для солдат создать условия для отдыха, питания и помывки. А здесь в глубоком тылу, вдали от бомбежек и пожаров стоит кирпичный дом с облезлыми внутри стенами, с отбитой штукатуркой, из-под которой торчит дранка, с обсыпавшимися потолками. С окном, в котором только половина целого стекла, а вторая половина – лист фанеры и старая вонючая подушка, которой заткнута дыра в проеме. Скрипучие прогнившие полы, не видевшие краски много лет. Металлическая кровать была откровенно ржавой, а на матрац, покрытый старым прожженным шерстяным одеялом, вообще смотреть не хотелось. Складывалось впечатление, что на нем спали исключительно люди с ночным недержанием или на этот матрац периодически проливали щи.

Шелестов поморщился. С одной стороны, при его статусе простого инженера по надзору за строительством можно бы и смириться. С его легендой и не в таких условиях приходилось на стройках жить. Но, с другой стороны, ведь не девятнадцатый же век. И паровое отопление есть, и электричество, и легкий ремонт помещения не будет дорогим. Известь, масляная краска. Что еще нужно? Тут уж не война виновата, а неорганизованность местного руководства. Точнее, полная организационная немощь.

– А что, других помещений у вас в хозяйстве нет? – вкрадчивым голосом осведомился Шелестов. Ответ он знал заранее.

– Да откуда же, – пожал плечами комендант. – Только здесь и ночуют приезжие. Беда, денег выделяют самый мизер. Ни на что не хватает. Хотя бы тепло и воду да свет подавать можем, а уж о ремонте и не мечтаем.

– Слушай, товарищ, – Шелестов наклонился к коменданту и заговорщически проговорил: – А может, еще какие варианты есть? Ну вы там у себя между ведомствами никак не договариваетесь, когда приезжему ну очень нужно более или менее приличное жилье?

– Что вы, откуда! – нервно засмеялся комендант, и Шелестов понял, что варианты действительно существуют, но ему ни одного из них не предложат. Сам спросил, подозрительно ведет себя. А вдруг куда повыше пожалуется, что за деньги его в приличное помещение заселят. А денежки в частный карман уйдут.

Но выход все же нашелся. Потоптавшись на месте, комендант заговорил:

– Если очень уж хочется в чистое помещение да супа домашнего, то я могу подсказать. Кое-кто из старушек местных, что одни живут, кому скучно в четырех стенах, пускают постояльцев. Я не знаю, как там договариваются, но пускают. Только я вам ничего не говорил, понимаете?

Шелестов понял. Черт с ними, с этими взяточниками, может, старушки с ними делятся. Но жить в таком сарае Максим категорически не хотел.

Хозяйку звали тетя Дуся, она не была старушкой. Крепкая женщина лет семидесяти с морщинистым улыбчивым лицом, в чистом платочке. Встретив Шелестова на пороге своего дома, она внимательно выслушала, улыбнулась и предложила:

– Ну так заходи, сынок. От меня не убудет, а тебе здесь получше будет, чем в казенных стенах. Я ведь знаю, что такое командировки, необжитый угол. Проходи, проходи. Я одна, других постояльцев нету.

В обычной хате-пятистенке нашелся для постояльца вполне просторный угол за ситцевой цветастой занавеской. Здесь была кровать, стол со стулом, большой комод с зеркалом. В доме хорошо пахло травами и свежим хлебом. Но что Шелестову понравилось особенно – это то, что рядом с его «комнатой» было окно. Оно выходило не во двор, а в сад. А из сада вполне спокойно можно было попасть на пустырь за домом. Да и хозяйка спала не в этой комнате, а на большой кухне, где возле печи так же был отгорожен угол с занавеской от самого потолка до пола. Все продумано, все удобно. Ясно, что сегодняшний постоялец у тети Дуси не первый и не последний.

– Ты умойся с дороги, сыночек, – посоветовала хозяйка. – Увидишь, свет милее будет.

Разувшись, Шелестов вышел во двор и с наслаждением умылся из большого самодельного умывальника. Потом возле бочки с дождевой водой помыл ноги, и мир в его глазах и правда преобразился. Вернувшись в дом с полотенцем на шее, он прошлепал босыми ногами в свой угол и достал чистую майку.

Тетя Дуся его порадовала. Она принесла соленых огурчиков, квашеной капусты, нажарила картошки, нарезала сала с розовыми прожилками. Максим только покачал головой и, махнув рукой, извлек из чемодана бутылку водки. Под такой ужин, и не выпить!

Тетя Дуся скромно пригубила рюмочку и стала смотреть, как гость с аппетитом уминает ее стряпню. Она рассказывала про жизнь в поселке, про то, кто чем живет и какое здесь начальство и как, почитай, уже с весны идет строительство аэродрома.

– А ты, Максим, кем же будешь? – наконец, спросила она. – По какой такой специальности?

– Я, теть Дуся, инженер. Из Москвы я. Прибыл надзирать за проведением работ. Инженер по надзору за строительством. Так это называется.

Теперь, когда он представился, когда заручился расположением хозяйки, можно было осторожно задавать вопросы. А их у Шелестова накопилось много.

Погода портилась. Транспортный самолет пробивался сквозь дождь, терялся в густых кучевых облаках и снова выныривал над ними, блестя на солнце мокрыми крыльями.

Коган, закрыв глаза, сидел на дюралевом откидном кресле и безуспешно пытался задремать. Первый отрезок полета, до Красноярска, прошел без приключений. Почти весь путь Борис любовался голубым небом и проплывающим далеко внизу ландшафтом. Но после Красноярска все изменилось. Началась болтанка из-за сильного ветра, потом грозовой фронт, который пришлось обходить, потом низкая облачность. Пилотам пришлось поднимать машину в верхний эшелон. В салоне транспортника сразу стало холодно. И вот снова сплошная облачность, порывистый ветер. Пилоты несколько раз пытались уйти на ближайший аэродром, но генерал с авиационными эмблемами на петлицах, летевший этим же бортом, категорически запрещал отклонение от маршрута.

Самолет стало трясти и болтать из стороны в сторону. Коган даже не представлял, что машины могут выдерживать такие нагрузки. Ему казалось, что еще минута такой тряски – и самолет развалится в воздухе. Непослушные пальцы сами сжимали подлокотники.