Александр Тамоников - Смертельный рейс

– Я о другом, – снова заговорил первый голос. – Это все понятно, ты свою агитацию не разводи. Мы тоже газеты читаем. Мне интересно, когда вредительство у нас изведут? Думаешь, нету вредителей? Есть! Чего два дня назад стрельба была возле аэродрома в Якутске? Милиция зря палить не станет. А раз стреляли, значит, кто-то хотел пробраться через проволоку. А самолеты не все долетают! Не верю я, что самые лучшие пилоты, сталинские соколы не умеют летать. Уж не вредительство ли это, не моторы ли кто-то пытается портить? А смазку летнюю прислали вместо зимней!

– Меньше болтайте, – оборвал разговор кто-то третий. – Чужой человек с нами едет. А ну как услышит разговоры ваши вредные?

– То-то и оно, что чужой, – вздохнул возмущавшийся. – Охотники вон тоже поговаривают, что чужаки в тайге появились. А у охотников глаз востер.

– Все! Спать, балаболки!

После услышанного разговора Сосновский сделал себе мысленную пометку – побольше общаться с коренным населением. Изучение потребностей строительства, анализ поставок, срывов и нарушений – это, конечно, все нужно. Таким образом можно выйти на след вражеской агентуры. Но опираться нужно не только на свои глаза и уши.

Начальник аэродрома Борткевич, одетый в ватник поверх полувоенного сюртука, встретил Сосновского с недоумением на лице. Но, увидев предписание и документы важного гостя из Москвы, выпроводил из своего вагончика всех сотрудников и начал привычно и без выражения докладывать о состоянии техники, о наличии людей, об объемах работ.

Сосновский перебил его:

– Иван Осипович, меня статистика не интересует. Это все можно из ваших отчетов почерпнуть. Вы скажите как опытный руководитель, как строитель и хозяйственник: что вам здесь нужно будет в первую очередь, чтобы полоса работала? Полосу вы сделаете, а потом? Вам ведь работать надо, самолеты принимать!

– Мы – полоса резервная, – нахмурился Борткевич. – К нам самолеты могут развернуть, если на трассе нелетная погода, сложные метеоусловия. Ну или если поломка и машина не сможет дотянуть до следующего штатного пункта.

– О чем я вам и толкую! – одобрительно сказал Михаил. – Вам виднее на вашем рабочем месте, какие проблемы, в чем. Я помогу, я утрясу в наркомате в Москве. Наведем порядок с поставками.

Борткевич поднялся со стула, переложил на столе бумаги, явно собираясь с мыслями и не торопясь отвечать на вопросы московского представителя.

Сосновский терпеливо ждал, рассматривая походный кабинет начальника. Разномастные стулья, даже две самодельные лавки вдоль стен. Столы старые, еще дореволюционные, с жестяными номерочками. Наверное, инвентарные из прежнего острожного хозяйства. Единственное окно вагончика пыльное, а полы давно не скобленные, с въевшейся грязью от тысяч сапог, прошедших здесь за это лето.

Подойдя к вешалке-стойке, Борткевич задумчиво поправил брезентовый плащ с капюшоном и вернулся к столу.

– Тут ведь дело вот в чем, дорогой товарищ, – заговорил, наконец, начальник аэродрома. – В подходе дело! Мы для чего полосы-то строим? Чтобы самолеты в случае большой нужды здесь сесть могли. Чтобы спасти машины дорогие, нужные фронту. Чтобы пилотов спасти.

– Все правильно, – одобрительно ответил Сосновский. – Вы правильно формулируете, Иван Осипович.

– Так я же и говорю, я же писал и звонил! – оживился Борткевич. – Полосу сделаем – и все, сидеть будем и ждать у моря погоды. Или, вернее, непогоды! Тут ведь специалисты нужны: обязательно ремонтники, по строительному делу, энергетики, авиационные техники. Мы должны быть укомплектованы как аварийный аэродром. А мне говорят – нерентабельно. Будет надо – пришлем, а держать без дела таких специалистов, чтобы они у вас спивались и от безделья мучились, когда такая потребность в людях, непозволительная роскошь.

– И какой выход вы лично видите как опытный руководитель?

– Аэродром нужно загружать. Пусть он будет местной площадкой, для местного сообщения, но с возможностью принимать машины с трассы Алсиба. Тогда и простоя специалистов не будет, и аварийные рейсы будем принимать и обслуживать. Тут я набросал свои предложения, но у меня их не взяли. Сказали, что я не в свои дела лезу. Вы не подумайте, Михаил Юрьевич, что я выслужиться хочу или что, я за дело болею, за страну нашу, которая и так кровью обливается.

– Ну-ну, – улыбнулся Сосновский. – Об этом я и не думал даже. Вы, Иван Осипович, эти предложения, что готовили для своего руководства, мне отдайте. Я попробую по своей линии их протолкнуть. Вы кому пытались их здесь отдать? Кому докладывали?

– Товарищу Букатову Аркадию Арсеньевичу. Он заместитель начальника управления комплектации и снабжения. Он человек очень грамотный, я не хочу очернять или наводить вас на мысли…

– Стоп, стоп, товарищ Борткевич, – с самым серьезным видом остановил Сосновский собеседника. – Давайте с вами договоримся так. Я никому не буду говорить, что вы эти предложения пытались продвинуть по инстанции. Вы никому не говорите, что отдали их мне, чтобы их продвинул я. Ведь что может получиться? Кто-то из руководства усомнится в порядочности товарища Букатова, кто-то подумает, что вы через голову пытаетесь выслужиться. А ведь, прежде всего, дело пострадает, понимаете? А мы с вами ради дела и работаем здесь, важного дела, государственного. Нам с вами не нужно углубляться в пустые дрязги и разборки. Согласны?

– Да-да, Михаил Юрьевич! Я совершенно с вами согласен, – обрадовался Борткевич. – Вот тетрадочка моя заветная, я там все расписал, обосновал. Даже расчетики кое-какие сделал.

«Значит, Букатов, – задумался Сосновский, выйдя из вагончика начальника аэродрома. – Обычное дело на производстве. Если бы этот Букатов предложения Борткевича как свои выдал, то понятно, что карьерист и чинодрал. Хочет на чужом горбу в рай въехать. Но ведь он инициативу снизу не пропускает. Второй случай, когда его фамилия фигурирует. Случайность? Дурак осторожный? Боится инициативы и последствий? Присмотреться бы к нему надо».

Сосновский, пока трясся в полуторке и ехал через тайгу, полистал тетрадку Борткевича и нашел любопытные факты. Оказывается, Иван Осипович осторожно, очень осторожно намекал тому же самому Букатову, что аэродром надо было строить километрах в пяти восточнее. Нынешние полосы, по его мнению, будут выходить из строя и их придется ежегодно подправлять. Болота, оттаивает вечная мерзлота. А восточнее скальные образования будут выполнять функцию бетонного основания. Да, обойдется дороже, и техники больше потребуется, и сроки сдвинутся. Но Букатов его не понял, не оценил или… Если полоса поплывет будущим летом, то толку от запасного аэродрома в Хандыге не будет никакого. Стоп! Надо об этом подумать и осторожно посоветоваться с экономистами и технарями. Ведь бестолковой, скорее всего, будет тут полоса. А значит, не сядут самолеты, значит, могут погибнуть люди и дорогостоящие машины.