Борис Бабкин - Мы не мафия, мы хуже

— Ты принял мудрое решение, — кивнул Артур. — И давай закончим воспоминания. Хочется по Москве пройтись, просто прогуляться. Год назад я заскакивал в столицу, еще до кризиса. Сейчас, наверное, многое изменилось. Хотя, когда ехал сюда, вроде все так же. Поедем, заодно перекусим где-нибудь.

— Так у меня, — признался Русич, — в кармане вошь на аркане.

— Давненько мы не общались, — улыбнулся Артур. — Убери вещи, — он кивнул на чемодан и сумку, — и тронулись. Жизнь, Федор, продолжается.

— Волчара, — входя в кухню, стриженый парень в спортивном костюме довольно улыбнулся, — ништякподработали.Сейчас можно…

— Подвезло нам с тобой, — снимая закипевшую кружку с чифиром, кивнул тот.

— Людка — деваха башковитая и в деле другому фраеру фору даст. Где она наблатыкалась так махаться? — удивленно спросил он.

— Как только карате разрешили, — ответил парень, — она стала в платную секцию ходить и меня туда затащила. Я считал, что бугор все эти кьякалки. Но потом понял.

— Например, я всегда говорю, — перебил его Волчара, — что опасней уличного баклана нет. Разумеется, если он по жизни хулиган и рос на улице. А все эти выкрики и удары ногами в голову — фуфло голимое. Порой в кино смотришь: он его с разворота по челюсти носком ноги садит, а тот стоит — и только брызги в разные стороны. Пока крутишься, любой увернуться успеет. Блевотину кажут, а мы рты раскроем — и сопли пузырями. Китаец тоже, наверное, каратек? Потому что кликуха такая. Из него азиат — что из меня негр, — хохотнул он.

— Я не видел, как он дерется. Людка говорит, он вроде воевал где-то. Приехал мать хоронить, ну и с ментами сцепился.

— Она давно его знает?

— Лет десять. Я помню, он приезжал к ней часто. Вроде как расписываться собирались, но Юрка исчез куда-то. Людка вроде ездила к нему. Он в госпитале лежал. Я как раз по малолетке за мусора подсел. Показался он в баре, я ему и сломал два ребра. Менты наскочили кодляком и дубинками чуть не замочили. Пятерик оттянул. Год по малолетке, а досиживал на взросляке. Усилок был. А откуда ты Кочергу знаешь?

— Я же к нему прикатил. Ну а он на иглу сел. Он еще в крытке начал легкими плеваться. Мы с ним в Балашове в одной хате торчали. Откинулся Кочерга на полгода раньше меня. В камере от нечего делать вроде как за житуху на воле базарили. Прикидывали, где можно по-крупному цепануть и на дно упасть. Сейчас житуха в общем-то нормалек катит, если, конечно, котелок на месте и варит. Я домой приехал, а там голяк. Мать в дом престарелых какой-то деляга сплавил. Хату у нее забрал и приватизировал, пес комолый. Пахан кони двинул, когда я на первый срок ушел. По бухе я в кинотеатре загул по-крупному устроил. Покалечил двоих, и мусора с боем брали. Мне и вкатили шестеру. Откинулся, через два месяца трахнули одного армяшку. Он, сука, с «дурой» был. Начал поливать. Приятелю моему ноги прособачил. Я ему жбан проломил. А тут мусора. Ну, я с «дурой» в отрыв пошел. Шмальнул в них раза четыре. Маслят больше не было. Меня на вокзале прихватили. Влупили червонец. А тут как раз кодекс менять начали. До двадцати пяти накручивают, да еще пожизненное дают. Откинулся я, что делать — не знаю. К матери скатался в дом престарелых, а она слезами умывается. Хуже, чем в тюрьме, у них там. Мы на нарах хоть знали, за что торчим, а они… Всю жизнь пахали да за колбасой в Москву катались. А сейчас там эта гребаная хозобслуга себе ряшки за счет стариков наедает — и все правильно. А мне стыдоба до не могу. Приехал к матери, привез коробку конфет. А она мне говорит, что сейчас бы с удовольствием картошки мятой с помидорами поела бы. — Волчара подрагивающими пальцами достал сигарету. Прикурил. — Я на рынок пошел, ну, одного спикуля и нагрел. Помидоров взял пакет, огурцов, бабок около двух тысяч. фруктов хапнул. В общем, успел мать подогреть. А на хвост уже мусора сели. Я тачку поймал, какой-то частник, дал ему в ухо и выбросил из машины. В общем, сумел уйти. Ништяк у него в «бардачке» бабки были. Около трех тысяч. Вот я и вспомнил базары с Кочергой. Прикатил в Рязань, — он глубоко затянулся, — нырнул на хату к Кочерге. Там его сеструха, сучка. Мол, уходи, уголовная морда. Сейчас милицию вызову. Я в городе пару дней крутился. В пивнухе узнал, что Кочерга в Подвязье. Прикатил к нему и обалдел. Он худой как скелет, да еще на кумаре. Кровью плюется, ломка началась. Дал ему на порцию. Вкатил он себе наркоты, вроде оклемался чуток. — Волчара усмехнулся. — Короче, понял я, что голяк здесь тащу. Ништяк ты заскочил. А ты откуда Кочергу знаешь?

— С его братом, Саньком, вместе на взросляк поднимались. Он сейчас восемнадцать тянет.

— Я сначала, — усмехнулся Волчара, — когда Кочерга за тебя сказал, прикинул, что по натуре какой-то деляга. Кочерга за тебя вроде как с уважением базарил. А увидел… — Он покачал головой. — Не обижайся, Толян, но…

— Да все путем, — перебил его Толик. — Сейчас работаем и имеем прилично. Правда, я заметил, что ты на Китайца косишься, насмешливо так. Зря. Ведь у него и башка варит, ты сам говорил, и…

— Да уж больно все у него с понтом под зонтом, а сам под дождем. Время какое-то, чтоб чуть ли не секунда в секунду.

— Но ведь все срасталось.

— Срасталось, — кивнул Волчара. — Но мне как-то непривычно. Я дважды на уши спикулей ставил. Без всякого времени, — усмехнулся он. — И тоже все путем. А тут…

— Поэтому и в тюрьме сидел, — перебила его вошедшая в комнату Людмила.

— Вы больно умные! — вскакивая, вспылил Волчара. — Нар не нюхали, а пальцы веером. Да я…

— Вот что, Денис, — резко проговорил вошедший за Людмилой Китаец. — Надо кончать эту канитель. Я в тюрьму не собирался и не собираюсь. На рынке не торговал и не буду. Поэтому и убиваю потерпевших. К тебе претензий нет, твои взгляды искоса меня не трогают. Видел и хуже. Но давай решим: или мы работаем вместе, или расход.

Волчара, покосившись, на Анатолия, шумно выдохнул.

— Да я, — пробормотал он, — ничего против не имею. Я ни тебя, — он взглянул на Китайца, — и не их, — поочередно посмотрел на Людмилу и Толика, — не знал. Слишком все как-то заумно, — нашел он подходящее слово. — У нас все проще. Лапы в гору — и хапаем что есть. Но с тобой оно, конечно, ништяк.

— Просто ты привык, — сказал Китаец, — быть лидером. А сейчас расклад немного другой. Думаешь, мне приятно потерпевших убивать? Я делаю это не потому, что хороший свидетель — это мертвый свидетель, нет. В таких случаях нацепил чулок на голову, и все. Но те, с кем мы работаем, повязаны с гладенькими дядями, которые и Уголовный кодекс не знают, уж не говоря о тюрьме. Для этого у них есть адвокаты и боевики. Если милиция может выйти на нас и, взяв, посадить, то эти гладенькие дяденьки и молодые люди, разъезжающие на иномарках, достанут нас где угодно. Все потерпевшие — и те, и сегодняшние — имеют «крышу». Надеюсь, я ясно объяснил.