Михаил Серегин - Колыма ты моя, Колыма

Старатели оказались в большинстве своем еще тем сбродом: бывшие уголовники, бичи, списанные на берег за пьянку или воровство моряки, короче говоря, самые что ни есть отбросы общества. В общем, ничего удивительного в этом не было – «дикие» артели в девяти случаях из десяти именно из такого отребья и состоят. А в десятом – из еще худшего. Постепенно отношения между якутами и старателями стали обостряться. Было несколько драк, в которых обычно побеждали старатели – не потому, что они были сильнее или храбрее, а за счет наглости и умения навалиться кучей. Пару раз дело чуть не доходило до смертоубийства – и только с огромным трудом старейшине якутов Нэхату Эрэковичу Кольяникенову удавалось пока избегать по-настоящему серьезных конфликтов. Но с каждым месяцем делать это становилось все труднее и труднее.

Старейшине приходилось считаться с мнением своих людей, а они – и в первую часть молодые охотники – были очень недовольны. Ведь, кроме всего прочего, «дикие» старатели занимались свои делом весьма варварским способом. Золотоносная порода в этих местах не лежала на поверхности, и потому верхний слой грунта старатели взрывали тротилом. Иначе не получалось – под тридцатью сантиметрами почвы начиналась вечная мерзлота, по-другому ее было не взять. А после взрыва в ход шли банальные драги, с их помощью старатели мыли шлихи в реке Ине. Никакой другой горнорудной техники у них, понятное дело, не было и быть не могло.

Естественно, такая почти промышленная золотодобыча, да еще ведущаяся без оглядки на какие-либо инстанции, стала приводить к катастрофическому сокращению всех природных ресурсов района. Рыбы в реке почти не осталось, дичь с каждым годом откочевывала все дальше в тайгу. А покидать свою землю якуты не хотели. Да и с какой стати? Тут жили их деды и прадеды, так почему они должны уходить и уступать свою землю какому-то отребью? Среди молодых якутов уже находились горячие головы, которые предлагали прогнать старателей силой. Возможности имелись – охотничий карабин тут был у каждого мужчины, а обращаться со своим оружием якуты умели так, что никаким современным киллерам и не снилась. Ведь рассказы про то, что умелый охотник бьет белку только в глаз – это не байка, а чистая правда. Во время Великой Отечественной войны, кстати сказать, лучшими снайперами в советских войсках считались как раз якуты, ненцы и удэгейцы, прирожденные охотники. Многие якуты – и нынешний старейшина поселка в их числе – вернулись тогда с фронтов без единой царапинки, зато с доброй сотней зарубок на прикладе карабина.

Правда, если со старателями началась бы открытая война, последствия могли быть непредсказуемыми. У тех ведь найдется чем ответить, а в якутском поселке, расположенном в каком-то десятке километров от прииска, много женщин, детей... А кроме того, даже если удастся победить без особых потерь, потом бед все равно не оберешься. Россия начала двадцать первого века – это все-таки не Дикий Запад, чтобы можно было безнаказанно три десятка человек перебить. Приедет милиция – всех пересажает. Каждый карабин-то зарегистрирован, а баллистической экспертизы еще никто не отменял, и не такие якуты были темные, чтобы ничего про нее не слышать. Именно об этом уже добрый десяток раз старейшина поселка говорил своей молодежи. Но каждый раз слушали его все хуже и хуже – уж очень трудно было терпеть соседей.

Сидящий на стопке вытертых шкур старый якут, со сморщенным как печеное яблоко лицом, недовольно поморщился и покачал головой. Эх, как хорошо тут жилось, пока эта банда не приехала! А теперь не жизнь пошла, а сплошное беспокойство... Старик снова покачал головой и поцокал языком.

В этот момент из тайги, со стороны речки, ветер донес отдаленный грохот. А за ним громыхнуло еще раз и еще.

Сидевший у окна старик вскинул голову и прислушался. Слух у него был уже не тот, что в молодости, но разобрать, что это взрывы, он сумел. «Опять! – пронеслось в голове старика. – Опять взрывают! Ох, дураки, я же их предупреждал, говорил, что не удержу молодых! Ох, дураки! Надо скорее к людям идти, пока они чего не натворили».

Старик с неожиданной ловкостью вскочил с места и, накинув видавшую виды куртку, вышел из финского сборного домика – единственного в поселке, все остальные якуты жили в чумах. И вовремя – навстречу ему как раз двигались десятка полтора молодых мужчин с решительными лицами. Увидев старейшину, они остановились, и вперед вышел самый высокий парень с карабином за спиной.

– Они опять взрывают! – резко сказал он, махнув рукой в сторону речки. – Дед, ты ведь говорил, что договорился с ними! Что, скажешь, нам и теперь нужно терпеть?!

– Не спеши, Хату, – начал старейшина, но парень перебил его:

– Не спешить! Мы уже два года не спешим! А в реке почти не осталось рыбы! И за дичью приходится ходить на полдня пути от поселка! Скоро нам будет нечего есть, и даже если мы прогоним отсюда этих гадов, все равно уходить придется!

– Прежде чем прогонять...

– Знаю! Слышали! Ты и в прошлый раз...

– Хату! – Глаза старика грозно блеснули. – Не перебивай старшего! Когда ты сам станешь старейшиной, тогда будешь решать. А пока слушай своего деда! – Парень и в самом деле приходился старейшине родным внуком, и многие старухи, помнившие молодые годы нынешнего главы рода, говорили, что внук очень похож на него тогдашнего. Что ж, остается надеяться, что с возрастом у него не убавится смелости, но прибавится ума!

Парень примолк – власть старейшины все же была велика – если сильно рассердится, может и из поселка прогнать, куда тогда денешься?

– В прошлый раз я говорил главному из старателей, чтобы они больше не взрывали. Теперь вижу, что они снова не послушали меня. Но прогонять их силой пока нельзя, так мы только сами себе хуже сделаем.

– Мы не хотим уходить со своей земли, Нэхату! – раздался чей-то голос из группки охотников.

– Мы и не уйдем! – твердо ответил старик. – Но прежде чем действовать силой, нужно еще раз попробовать договориться. Я сейчас же поеду к ним. И до тех пор, пока я не вернусь, ничего не делайте – я так приказываю. А сейчас расходитесь!

Голос старика был громким и властным, и охотники нехотя повиновались. Они стали по одному – по двое расходиться в стороны. Вскоре перед стариком остался только его внук.

– А если они снова откажутся уйти или хотя бы не взрывать? – спросил парень.

– Тогда и подумаем, – отозвался его дед. – Иди, Хату.

Парень молча повернулся к старику спиной и медленно пошел прочь. Старейшина несколько секунд смотрел ему вслед, а потом развернулся и заспешил на окраину поселка, туда, где стояла единственная машина якутов – старый, но все еще надежный вездеход.