Михаил Серегин - Колыма ты моя, Колыма

– Эй, командир, мы что, на войну собираемся? – удивленно спросил Череп.

– Прикажу, так и на войну пойдешь, – пропыхтел Балякин, с трудом поднимая здоровенный ящик с патронами к пулемету, запасными автоматными рожками и еще десятком гранат.

Погрузив в вездеход этот ящик, Череп увидел, что Балякин наконец-то остановился.

– Слушай, может, хоть теперь объяснишь, что дальше делать будем? И на фиг я тебе понадобился? Погрузить бы ты все это добро и сам смог.

– Теперь я тебе все объясню, – кивнул Балякин. – Тебе когда-нибудь заложников брать приходилось?

– Нет. – Череп удивленно покачал головой. – А что?

– А то, что теперь придется. Держи, – Балякин сдернул с плеча автомат и протянул Черепу. – И слушай меня внимательно. Сейчас ты пойдешь к конторе и возьмешь в заложницы Дашу. Ту самую девку, с которой вас вчера прихватили. Сделаешь это при всех. Приставишь ей к башке автомат и поведешь к вездеходу. По дороге на тебя кинусь я, попытаюсь отобрать трещотку. Ты вмажешь мне как следует и тоже возьмешь на прицел. Потом загонишь и меня, и девку в вездеход, предупредишь всех, что если будет погоня, то заложникам не жить, и покатишь, куда я скажу. Вездеход, ясное дело, возьмешь этот самый, который мы сейчас загружали. Все понятно?

Череп уже оправился от первого удивления и поэтому задал только один вопрос:

– А если твои люди всей толпой на меня навалятся? Им что, жизнь этой бабы так дорога?

– Не навалятся, – хмыкнул Балякин. – Самим-то им ее жизнь не дорога, но они все хорошо понимают, что ее папаша сделает с тем, по чьей вине она пострадает. Да и на трещотку кидаться никто не захочет. Я своих ребят знаю. Героев среди них нет. Если будет опасность получить пулю, они все труса спразднуют. Больше вопросов нет?

Череп немного помолчал, а потом отрицательно покачал головой.

– Тогда начинаем.

Когда Коля Колыма склонился над Нэхату, блатному показалось, что якут мертв. Но надежда все же была, и Колыма, выхватив подаренный Дашей нож, поднес его к губам якута. Через несколько секунд блестящее лезвие затуманилось. Нэхату хоть и очень слабо, но дышал.

Коля Колыма был неплохим врачом-практиком. Он никогда не учился медицине специально, но разбираться в ножевых ранах его научила жизнь. Внимательно осмотрев место, куда вошел нож, блатной решил, что сама по себе рана не смертельна. Но есть два фактора, которые ухудшают положение – возраст якута и отсутствие квалифицированной помощи. «Нужно его в поселок тащить, – подумал Колыма. – И как можно скорей. Там ему хоть как-то помогут».

Но прежде чем тащить старика, нужно было принять важное решение: вынимать у него из груди нож или нет. «Если вынуть, – подумал Колыма, – то он может кровью истечь. А если оставить, то пока я его дотащу, заражение крови может начаться. Да и перевязку тогда не сделаешь». Колыма покачал головой. Риск был и в том, и в другом случае, а в каком больше, предугадать было невозможно. «Вытащу, – подумал Колыма. – Если не вытащить, то когда я его понесу, он просто от болевого шока умереть может».

Приняв решение, Колыма немедленно начал действовать. Он стащил с себя бушлат и тельняшку. Бушлат свернул и, чуть приподняв якута, подсунул сверток ему под спину. После этого он разорвал тельняшку на несколько длинных полос. Конечно, это была не лучшая замена бинтам, но выбирать было не из чего. Покончив с приготовлениями, блатной взялся за рукоять ножа и сильно потянул. Нож поддался. Якут, не открывая глаз, застонал, но Колыма продолжал тянуть нож. Наконец, с хлюпающим звуком клинок вышел из раны полностью.

Немедленно хлынула кровь, но Колыма был наготове. Он быстро наложил на рану повязку из тельняшки, потом еще одну и закрепил сверху прочным узлом. После этого Колыма надел бушлат и осторожно поднял старика с земли.

Нэхату оказался совсем легким, но идти Колыме все равно было очень трудно. Блатной и сам сейчас был в далеко не лучшей форме, а ведь нужно было не просто нести якута, но и стараться делать это как можно аккуратнее, не трясти. Минут через десять Колыма почувствовал, что у него уже просто разгибаются руки. Он решил остановиться и передохнуть. Блатной понимал, что пять минут вряд ли окажутся решающими, куда хуже будет, если он уронит раненого. Остановившись под высокой лиственницей, Колыма опустился на колени и осторожно положил Нэхату на землю.

Якут негромко застонал и открыл глаза.

– Коля... – негромко и с ощутимым трудом выговорил он.

– Тише, Нэхату! Молчи! Тебе сейчас нельзя разговаривать, – решительно прошептал Колыма.

– Коля... Меня убили те, с прииска...

– Молчи, говорю! Силы теряешь же!

– Я все равно не жилец, я чувствую... Слушай, я вам с другом бумаги все оформил, возьми, они во внутреннем кармане... И деньги там.

– Да погоди ты про бумаги с деньгами! Успеем еще!

– Не успеем... Коля, я же чувствую, что умираю... – Голос Нэхату стал совсем слабым.

– Не умрешь! В прошлом году моего пахана так же ранили, и ничего, выкарабкался Батя! – говорил Колыма уверенно, но в душе у него уверенности не было. Он помнил, что рана Бати была не такой глубокой, а кроме того, пахан лет на двадцать младше якута.

– Дойдешь до поселка, предупреди всех, что Лопатников задумал нас споить... Пусть не берут никаких его подарков... – не обращая внимания на слова Колымы, проговорил Нэхату.

– Да ты сам все им скажешь!

– Нет... Я не скажу... Коля, постарайся за меня отомстить... И прощай... – Старик закрыл глаза, но Колыма чувствовал, что он еще жив.

– Ничего, я тебя вытащу, – прошептал блатной, снова взяв старика на руки и двинувшись вперед. – Обязательно вытащу...

Нэхату молчал. Он снова потерял сознание.

Вездеход со всей возможной скоростью ехал по просеке.

Водитель выжимал из машины все возможное, но уж очень плохая была дорога. Собственно, дороги как таковой и не было, было просто место, свободное от деревьев. Еще труднее было ехать из-за того, что по возможности нужно было избегать тряски – раненый, лежавший сейчас в вездеходе, мог ее не выдержать.

Дмитрий Лопатников лежал лицом вниз на постеленных в несколько слоев бушлатах в корме вездехода. Над ним, присев на корточки, сидел младший брат, а рядом с ним, на скамейках, Андрей Захарович и Сизоку Токудзаки. Магаданские менты расположились в передней части вездехода, ближе к водителю. От таких событий они уже протрезвели и сейчас тихо шептались, видимо, обсуждая случившееся.

Вездеход сильно тряхнуло. Лопатников застонал, Алексей попытался придержать брата и, не удержавшись, тоненько заскулил, словно потерявшийся щенок.

– Что же теперь будет... Что будет... Ведь мне никто не поверит, что это не я, что я не специально. – Алексей бормотал, не понимая, что противоречит сам себе – уж тут одно из двух: или не он, или не специально.