Михаил Серегин - Черноморский Клондайк

– Если ненадолго, то я с тобой, – Ваня решил, что ему не повредит небольшая доля развлечений.

Он понятия не имел, что собирается делать Черкес на границе, но представлял, что это может быть занятным.

– Может, отвезти тебя в студию? – нерешительно предложил Черкес.

Не зная, как там сложится ситуация, он не хотел нервировать тонкую Ванину натуру.

– Я хочу с тобой, – Ваня остался непреклонен.

– Ладно, поехали, – Черкес назвал адрес водителю и позвонил своим браткам, велев немедленно прибыть туда же.

Хазар долго не мог успокоиться. Его бесила эта зависшая на одном месте точка, бесила алчность Пенькова и необходимость сотрудничества с этим продажным чинушей. Весь день он находился в угнетенном состоянии духа. Его депрессия прерывалась иногда вспышками бессильной ярости, и тогда он кричал, ругался, стонал. Потом затихал и проваливался в ожидание, тупое, бесконечное, тягостное. Чтобы хоть как-то возобладать над Пеньковым, он слушал и заставлял Михаила снова и снова повторять рассказ о пребывании того в чертогах вице-мэра.

– Пидор вшивый, – громогласно рычал он, – ну и пидор…

Он качал головой, презрительно усмехался, смеялся, но точка на дисплее не хотела двигаться. И тут позвонил Пеньков.

– У меня есть кое-какая информашка, – сразу заговорил вице-мэр. – Один из погранцов на абхазской границе доложил, что этих лохов было не четверо, а трое. Два мужика и баба.

– Но их было четверо, – тупо смотрел на карту местности Хазар.

– Один с бородой, другой – белобрысый, ну и девка… – продолжал Пеньков. – Границу они перешли, но их сцапали какие-то шакалы из местных… типа работорговцев…

– Черт, – не удержался Хазар. – А при них случайно не было свинцовой маленькой пластины с греческими письменами?

«Где же Валька? Почему он застрял на одном месте?» – крутилось у Эдуарда в мозгу.

– Нет, ничего, кроме пожитков. Да-а, не все так просто, – урчал в трубку Пеньков, – придется лишний раз напрячься, чтобы разыскать их.

– А может, это и хорошо, – задумался Хазар, – если они и впрямь у работорговцев, значит, с теми можно договориться…

– Не знаю, – равнодушно ответил Пеньков. – Подожди-ка…

Мне звонят по другому телефону… Не отключайся.

Хазар сидел, прижав сотовый к уху, и смотрел на сереющую воду. По серебристой поверхности скользили быстрые розовые блики, вдали маячила узкая кромка берега.

«Если Валька решил наколоть меня и выбросить маяк, то почему он не со своими друзьями? Какого черта он вообще застыл на месте? Может, уже украл пластину и заблудился на обратном пути?»

Хазар поморщился. Все складывалось не самым лучшим образом.

От Вальки, как оказалось, не было толка. Те, кого он, Хазар, разыскивал, попали в плен. Где теперь их искать? Он прикусил губу от нетерпения.

Пеньков не торопился подавать сигнал. Наконец в трубке проклюнулся его сипловатый баритон.

– Мои люди обнаружили труп в горах, – сказал он. – Его прибило к берегу… Парень лет восемнадцати…

– Пластины при нем не было? – взволнованно прохрипел Хазар.

– Не-ет, пластины не было, но маяк был. Ты его послал?

В ответ Хазар выматерился.

– Не надо было самодеятельности проявлять, – нравоучительно обмолвился Пеньков. – Если бы ты был умнее, нам бы не пришлось теперь разыскивать этих уродов.

– Начать с того, что твои менты не могли…

– Хватит, – отрезал раздраженный Пеньков, – во всем ты виноват.

Хазар сцепил зубы и передразнил Пенькова. Михаил, дабы хоть как-то поддержать шефа, изобразил на лице веселый восторг. Хазар сделал недовольную гримасу.

– Жди моего звонка, – процедил вице-мэр, – сам ничего не предпринимай, а то опять в лужу сядешь.

– Добрый вечер, Нана, – поцеловал сестру Ираклий, – мы ненадолго.

– Ты всегда так говоришь, – недоверчиво усмехнулась Нана и поправила на лбу черную косынку, которую носила в знак траура по убитому мужу, и траур этот должен был быть едва ли не вечным. – Дато сказал мне, что ты придешь… Как видишь, я готовлю ужин.

– Спасибо, – Ираклий скосил глаза на Дато.

– Ты знаешь, что дед не хочет тебя видеть, – тревожным голосом продолжала Нана.

– Я не задержусь. Но у меня к тебе есть просьба… – Он строго посмотрел на сестру. – Завтра… я надеюсь на это… должен приехать Вахо, будь с ним ласкова.

– Вахо? – изумилась Нана. – Что ты задумал? И почему он должен приехать?

– За столом посидим, вина попьем и разойдемся… – уклонился от прямого ответа Ираклий, – все же он наш родственник.

Между тем бойцы освежались после дороги сухим вином, которое достал из погреба Дато. Парни помогли ему отрыть огромный, на двести литров, квеврис. Женщины наполнили стеклянные и глиняные кувшины и поставили на стол, под грушами. Бойцы, рассевшись по лавкам, пили стакан за стаканом, закусывая холодными ломтиками жареных баклажанов, натертыми чесноком, домашним сыром и колбасой.

– Пойдем в дом, – направился к крыльцу Ираклий.

– Так зачем приедет Вахо? – с опаской спросила Нана.

– Дело одно утрясти надо, – раздраженно произнес Ираклий. – Или это не мой дом? – вскинулся он. – Может, вообще не приедет… Хотя должен… – лукаво сощурил он глаза.

– Это твой дом, как и мой, но дедушка не одобряет твоих дел, – мягким голосом, словно уговаривая, сказала Нана.

Они вошли в гостиную. Под потолком горела украшенная чеканкой серебряная люстра, по форме напоминающая основательно приплюснутый с полюсов шар, с отходящими вверх и в стороны трубками. С этих «бурдючных горлышек» свисали вытянутые колокольца. Такие же колокольца, прикрепленные к кожаным веревочкам, спускались с днища лампы, едва ли не касаясь расшитой восточной вязью сине-черной скатерти, накрывающей поверхность резного овального стола. За ним, в каменной нише, верхняя часть которой плавно и рельефно выступала из стены, были сложены дрова. Камин, или, как его называют, бухар, придавал комнате уют, как, впрочем, и стоявшие вдоль стен персидские диваны с мутапами – длинными, плотно набитыми подушками, с которых свисали золотистые кисточки. Над камином висел домотканый узорчатый коврик.

На резном шкафу с перламутровой инкрустацией замер изящный сванский светильник из олова в окружении тонкошеих серебряных ваз. Полки шкафа украшала черная грузинская керамика – вазочки, чайники, чашки.

Под ногами пушился персидский ковер. Высокая комната казалась ниже из-за обилия висящих на стенах тушетских войлочных ковриков и японских гравюр.

Ираклий устало опустился на диван. Нана выдвинула гнутый венский стул и устроилась на нем.

– Дедушка все хворает, совсем не встает…

– А куда так поздно пошел Георгий? – перевел разговор на другую тему Ираклий.