Михаил Серегин - Прекрасная попрошайка

– Он снова предложил мне заработать на том, чтобы сделать копию.

– Еще одну? – удивилась Данилова. – Ну, дальше, дальше что было?

– На этот раз он принес вещь, которая была очень сложная. Дело в том, что оригинал был сделан снова из слоновой кости, а не всякое дерево можно обработать точно так же, как кость. Дерево – это множество переплетенных между собой волокон. Если допускаешь хоть одну маленькую ошибку… Я отказался. Несмотря на то, что он предлагал в два раза больше, чем обычно.

– А что на этот раз необходимо было скопировать?

– Никогда не видел ничего подобного ранее. Это был олень с большими красивыми рогами. Все было сделано очень тонко. Кроме того, были прорезаны все складочки и обозначены мускулы. Если на янычаре работа была все-таки не очень тонкая, то в данном случае я даже не решился начинать. Просто, как мастер, я знаю свой собственный уровень и пока не способен создавать вещи, во всяком случае из дерева – слоновую кость никто ведь не приносит, – которые могли бы сравниться с лучшими работами мира. Я еще пока зеленый.

– А ты считаешь, что то, что тебе приносили, можно отнести к лучшим работам, к вещам уникальным?

– Может быть, этот олень и не уникален, но произведение очень качественное. Я просто не в состоянии создать такое. Это равносильно тому, что попросить простого строителя в одиночку возвести Спасскую башню за месяц.

– Он обозначал сроки?

– Да, хотел, чтобы я успел за десять дней, но мне пришлось отказать. И в то же время я видел, что человеку необходимо найти какого-то мастера. Естественно, я посоветовал обратиться к своему учителю. Дал домашний адрес, он поблагодарил меня за это, отстегнул стольник.

– Итак, Аркадий Иванович, видимо, в тот же день встретился с Фридрихом Германовичем, после чего Фридрих Германович закончил свой жизненный путь на земле. У меня к тебе такой вопрос: ты мог бы сравнить стиль, в котором сделаны янычар и этот олень? Это одна и та же школа?

– Может быть, школа и одна, но уровень мастерства разный. Тот солдатик – это все-таки баловство, а вот олень… Дрогнет рука, и можно выкидывать игрушечку на помойку.

Классный мастер обычно во время работы совершает одну-две ошибки, видимых ему. Понимаете? То есть только он может обнаружить какой-либо недостаток. Обычный же зритель и человек, наслаждающийся данной работой, просто не в состоянии заметить никаких дефектов. Даже если эта вещь попадет в руки такого же классного мастера, то и он не сможет обозначить, где же здесь допущены огрехи. Вот это уровень, на котором был сделан этот олень.

– И ты подумал, что Марсельский может справиться с тем, чтобы подделать его?

– Да, старик мог бы попытаться, в том случае, если бы ему хорошо заплатили. Он был немного жадноват, впрочем, как и все мы.

– Не думаю, чтобы ему предложили мало, – высказалась вслух Дарья. – Я надеюсь, что ты запомнил этого оленя, что он собой представляет, как он выглядит.

– Статуэтка-то маленькая, на ладони уместится, но работы с ней – просто словами не передать.

– Хорошо, придется мне тебя к себе в гости пригласить.

Глаза Алексея сверкнули.

– Нет-нет. Просто у меня дома стоит компьютер, и я хотела бы, чтобы ты посидел вместе со мной и мы бы поискали что-либо подобное в каталогах музеев.

– С превеликим удовольствием. Только вот не обязательно лазить по компьютерам. Даша, знаешь, есть такие вещи, книги называются, с картинками. Они намного раньше появились, чем компьютеры.

– Замечание принимается.

Теперь Данилова живо представила себе, как она сидит за столом в библиотеке, заваленном книгами по искусству, и перелистывает их одну за другой.

– А может быть, тебе, Алексей, самому помотаться по городским библиотекам? Найди мне что-нибудь про этого оленя-олененка. Вот тебе деньги.

Она отсчитала ему пятьсот рублей и сказала, что очень надеется на положительный результат.

– Будешь картинки рассматривать, заодно почерпнешь для себя несколько тем, которые позволят создавать интересные вещи.

Парень взял деньги и согласился помочь. Дарья, перед тем как уйти, просила звонить, если он найдет хоть какую-то информацию об олене из слоновой кости. Сама же она собиралась поговорить с вдовой Марсельского. Не слишком хорошее время – следующий день после похорон, но ждать она не хотела.

– Как зовут вдову?

– Ирина Васильевна.

– Отлично, буду знать. Надеюсь, ты за пару дней облазишь все библиотеки.

Алексей крутил в руках деньги и сказал, что, вероятно, он сможет найти то, что им требуется.

– Не загадывай вперед, – сказала Данилова, – дурное это дело.

Маленькая, сухенькая, седовласая старушонка открыла дверь.

– Примите мои соболезнования, – первым делом сказала Дарья. – Я плохо знала Фридриха Германовича, но уважала его талант.

Бабулька поблагодарила и предложила пройти. Дарья спросила, до скольких годков дожил покойный. Оказалось, аж до семидесяти семи. Потом как бы невзначай Дарья полюбопытствовала, что же с ним случилось.

Ирина Васильевна заправила жиденькую прядь волос под траурную косынку и бросила взгляд на фотографию мужа с черной лентой в углу рамки.

– Да как вам сказать, сердце у него было больное, у Феди моего.

Действительно, имя Фридрих было не русским, и произносить его постоянно было не с руки. Вот, видимо, она его при жизни и окрестила Федей. Федя и Федя – куда проще, легче.

– А что, какой-то стресс случился, что у Фридриха Германовича сердце прихватило?

– Да ну какой стресс. – Ирина Васильевна промокнула начавшие слезиться глаза. – Приходил к нему молодой человек, они с ним поговорили, а после того, как он ушел, муж мой хрипеть начал да за считанные минуты помер. Прямо у меня на руках. Господи…

– Визитер-то зачем приходил?

– Да что-то о работах они разговаривали, мне не докладывались. К нему обычно ходили люди и богатые, и не очень. Кто просил что-то в доме украсить, кому-то сувенирчик был нужен. Так Федя и крутился. Все руками своими зарабатывал.

– А гость с Фридрихом Германовичем спокойно разговаривал?

– Криков я не слышала, – протянула Ирина Васильевна. – Да и никто на моего мужа при жизни кричать не смел. Спокойный он человек был, цельный, уравновешенный. Только вот сердце у него больное было.

– Но, может быть, он волновался уже после того, как ушел гость?

– Да и не знаю… Я белье на балконе вывешивала, и уж потом, как с пустым тазом зашла, слышу – хрипит. Подбежала, а уже и поздно.

– То есть вы не видели, как ваш гость из дома уходил?

Ирина Васильевна вздохнула.

– Да откуда же я увижу, если на балконе была.

– Ну а впускали-то в дом вы его?

– Я впускала, – согласилась старуха.

– А внешность запомнили?