Ульяна Подавалова-Петухова - Любовь и проклятие камня

– Все идет по плану, – сказал он своим гостям, и те облегченно загомонили, и только сейчас Соджун понял, насколько напряженной до этого была обстановка.

«Что-то случилось, что-то произошло», – подумал капитан и посмотрел на отца.

– Ты останешься здесь. Вечером нам предстоит одно дело, – ласково проговорил, улыбаясь, отец.

– Его величество…, – проговорил Соджун.

– Его Величеству мы и должны послужить, и здесь ты останешься как раз из-за этой службы, – твердо заявил отец, и сын с поклоном вышел из комнаты.

Когда солнце село и на Ханян опустилась ночь, отец вновь призвал сына.

– Против Его Величества зреет заговор, и ты, сын, должен будешь сослужить службу нашему королю! – заявил старик.

Соджун опешил и, по привычке, сжал рукоять меча.

– Заговор? Против Его Величества? Какой заговор? – едва смог выговорить мужчина. – И вы молчали? Его нужно спасти!

Он вскочил на ноги, чтоб бежать на выручку монарху, но отец его остановил.

– Его величество охраняет Син Мён, и у него там вся королевская стража, – заявил министр финансов твердо. – Твоя задача, как капитана Палаты Наказаний, покарать изменников страны! Пока они спят в своих норах, нужно наказать их всех!

Соджун никогда не видел своего отца в таком возбуждении. Глаза горели. Сжатый кулак, казалось, демонстрировал всю силу, на которую был способен старик. И вся его поза говорила о правоте, о чести, о любви к родине. И Соджун уверовал в эту правоту! Отец всегда был на стороне короля Сечжона. И сейчас он свято поддерживает малолетнего внука великого правителя.

– Тебе, сын, предстоит доказать свою преданность его величеству, и отстоять имя лучшего мечника Чосона, – напутствовал отец, – не забывай, чей ты сын!

Услышав эти слова, Соджун поклонился и вышел. Во дворе его уже ждали вооруженные люди. Капитан вскочил в седло, его примеру последовали остальные, и небольшой отряд покинул двор министра финансов.

У него был свиток, где значились имена изменников. В окружении стражников он вламывался в чужие дома, где мирно спали люди, и выхватывал предателей из теплых постелей. Большинство тут же хватались за меч, и тогда Соджун, свято верящий в свое правое дело, выдергивал верный клинок из ножен и разил им врагов…

Ему не было равных. Никто не смог противостоять – отцы семейств падали, подкошенные ударом. Брызги крови орошали светлые одежды домочадцев, и как же белый тогда слепил глаза! Соджун никогда не думал, что цвет может быть таким ярким. Ярким его делала кровь – алая на ослепительно-белом. Слуги, вооружившись кто чем, оказывали сопротивление. Мотыги и вилы против луков со стрелами и закаленной стали клинков – безумцы!

Нигде не обошлось без крови. Крики женщин и умирающих резали слух. Сам Соджун весь – с головы до пят – был забрызган чужой кровью. Он напутствовал своих людей, что изменников нужно схватить живыми, дабы те предстали перед королем и всем Чосоном, но кровь лилась рекой. На защиту мужей и детей вставали женщины. В одном из домов Соджун перехватил своей сталью клинок солдата, занесенного над оглушенной ударом матерью семейства.

– Не убивать! – гаркнул командир. – Связать и бросить в хлев вместе с детьми.

– Эта жена изменника мне шпильку в бок воткнула! – скрипнул с досады подчиненный и вновь занес меч.

Соджун рукоятью клинка отбросил назад разъяренного солдата.

– С этой секунды она – раба государя! Если ты готов заплатить деньги за ее голову, то можешь вновь поднять свой меч! – зашипел на него капитан. – Вот только боюсь, у тебя денег на нее не хватит.

Это был третий дом, где кружила кровавая карусель. Соджун стоял во дворе и пытался рукавом стереть кровь с лица. Боли он не чувствовал, значит, это была чужая кровь. Здесь дело было закончено. Отец семейства, оглушенный и связанный, лежал перед крыльцом собственного дома. В нескольких метрах от него, распластавшись по земле, лежало окровавленное тело юноши. Когда солдат забирал меч, мертвые пальцы так и не разжались, не желая отдавать оружие врагу. Пришлось по пальцу разжимать, чтоб выудить из цепкого плена драгоценную рукоять. Пока подчиненный Соджуна выдирал меч из мертвой ладони, мать юноши, связанная по рукам и ногам, рыдая, билась головой о жесткое бедро стражника, в бессилье пытаясь защитить своего ребенка. Солдат отпихивал ее коленом и снова принимался за дело, а мать выла, уткнувшись головой в окровавленный живот сына.

Соджун еще раз посмотрел на тело мальчика. Ощерившись, тот вылетел из-за угла дома с отцовским мечом над головой, от гнева и ярости не видя ничего вокруг. Капитан не успел перехватить мальчишку. Один из его людей поднырнул под меч подростка. Паренек даже не успел ничего понять, а окровавленная сталь в руках умелого воина наискосок прошлась по его груди, разрывая кожу, сухожилия и кости. От боли, объявшей все его существо, он ослеп и оглох, падая на колени под отчаянный крик матери. Второй удар, проткнувший его со спины, он, скорее всего, не почувствовал.

«Ровесник Чжонку , – почему-то подумал с горечью капитан. – Мальчишка совсем».

Он подошел к телу, отпихнул возившегося около него солдата, закрыл детские глаза, которые смотрели невидящим взглядом в ночное небо.

И тут относительное затишье разорвал отчаянный крик. Одновременно с ним неподалеку ввысь взметнулось яркое пламя. Соджун вскинул глаза. Он прикидывал, где же вспыхнул пожар, как тот самый солдат, убивший мальчика, хмыкнул:

– Добрались и до него. Так ему и надо.

У Соджуна почему-то защемило сердце.

– А где это? – спросил он, не отводя взгляда от столба густого черного дыма.

– Так у бывшего советника, у Пак Шиу, жена у него ве…, – но тут горло сжала железная рука командира, а разъяренные глаза загнали все слова обратно в глотку.

– А ну повтори, что ты сказал? – зашипел, теряя рассудок Соджун.

– Пак Шиу…. Жена у него… из Мин…, – кое-как просипел солдат.

Соджун еще не дослушал до конца, а пальцы уже сами разжались, а ноги понесли вон со двора. Его окликнули, но он не оглянулся. Он вскочил в седло своего жеребца и хлестнул его плетью, чего не делал отродясь. Сердце клокотало в горле, голова горела, и руки, сжимая поводья, охаживали верного коня по бокам. Скакун итак летел, не чуя под собой ног, а Соджун боялся одного – не успеть. Какая-то кучка людей попалась ему по пути, но они брызнули в стороны, уворачиваясь из-под копыт лошади.

Чем ближе был дом бывшего советника, тем сильнее пахло гарью. Соджун, едва не зацепившись макушкой шляпы-чжонрипа 10 10 Шляпа стражника. В отличие от обычных имеет непрозрачные твердые поля. за поперечную балку, влетел в раскрытые ворота поместья и соскочил на землю, освобождая клинок из ножен. Во дворе почти никого не было. Лишь несколько неприбранных тел на земле. Около одного из них сидел мальчик лет восьми и плакал, зовя мать. Соджун в два прыжка подлетел к ней. Женщина в белом лежала ничком, только по спине черной лентой змеилась коса. У капитана стражи на миг замерло сердце. Он наклонился и осторожно перевернул тело. Черные мертвые глаза его даже немного напугали. Рабыня была молода, но попала под горячую руку, может как раз во время того, как спасалась с малолетним сыном от стражников. Ни капли крови на светлой одежде, лишь в волосах кровь блестела, точно смола.