Александр Тамоников - Огненный мост

– Разумеется, наша задача не касается охраны моста, – кивнул Шелестов.

– Разумеется, – согласился Платов. – Нужна информация. Неэффективно ловить каждого в отдельности диверсанта. Нужно знать, где, в каких школах готовят их для заброски в Поволжье, с каких аэродромов взлетают самолеты с парашютистами. Каковы цели, методика диверсии, оснащение. И, что тоже важно, необходимо установить, кто им помогает здесь.

– Действуем официально? – не удержался от вопроса Буторин.

– Если допустить, что есть хоть малейший шанс утечки информации, то вся операция полетит к чертям, – покачал головой Платов и раскрыл наконец свою большую кожаную папку. – Документы я вам принес. У каждого будет гражданский паспорт, командировочное удостоверение, карточка довольствия. Это все для милиции и патрулей.

– А если начнут проверять, – задумчиво проговорил Сосновский, – куда прибыли, где отмечались, а нас там и в глаза не видели, и слыхом не слыхивали?

– Не доводите до того, чтобы вас взяли под микитки и начали потрошить, – строго ответил Платов. – На этот случай, но только на самый крайний, у вас будут и удостоверения сотрудников НКВД. Имейте в виду, что каждый раз, когда вы его достаете, вы подставляете под удар всю операцию. Дам я вам один контакт. Это человек из местного управления НКВД, который будет в курсе операции, будет вам помогать, прикрывать, если понадобится, и поддерживать. Но еще раз повторяю: ваша главная сила в том, что никто не будет знать, кто вы, откуда и зачем прибыли на место!

– Все как обычно, – подвел итог Шелестов. – Остальное мы планируем сами?

– Да, – кивнул Платов. – Связь со мной по мере необходимости. Если мне понадобится с вами связаться, я найду, как это сделать.

Храпов сидел за столом в своей комнате, которая была для него и спальней, и кабинетом. Увы, приходилось ютиться и довольствоваться тем, что дают немцы. Они пока хозяева положения. Бывшему штабс-капитану нравилось это слово – «пока». Оно вселяло надежду, помогало бороться с хандрой и желанием опустить руки, плюнуть на все. Храпов боролся, стараясь не замечать, что иногда его посещают мысли о самоубийстве. Как все просто: сунул руку в кобуру, достал «вальтер» и – к виску его. Только одно движение пальцем – и никаких проблем, терзаний, ненависти к врагам и жалости к себе. Подкупала и привлекала именно простота действий – одно движение указательного пальца на спусковом крючке пистолета.

«Кого я больше ненавижу? – то и дело задавался вопросом Храпов. – Немцев, немецкую разведку или большевиков?»

Перед ним сидел военнопленный Агафонов. Сухощавый интеллигентный городской житель, в прошлом мелкий служащий. Сорок два года. И даже не стоит задаваться вопросом, как этот человек попал в плен. Не солдат, не боец, в меру трусоват. Но приказы выполнять будет. Опять же из трусости. Трусит перед Храповым, перед своими бывшими командирами, перед советской властью. Ему бы только вернуться после выполнения задания и зажить тихой спокойной жизнью. Скотинка, которой бы только дали пожрать и не трогали.

Храпов подумал о другом военнопленном по фамилии Кочетков, включенном в его группу. Он только что сидел вот на этом же стуле. Молодой, крепкий, в меру наглый, в меру хитрый, хотя и не большого ума. Этот цель имеет, а принципов у него мало. Предал своих, предаст и новых хозяев, если представится случай. Наверное, если его станут допрашивать в НКВД и пообещают прощение, он выдаст всех и вся! И в плен снова сдастся кому угодно, если ему это покажется выгодным.

– Можете идти, Агафонов, – сухо приказал Храпов военнопленному.

Тот торопливо поднялся, неумело щелкнул каблуками, а потом совсем по-граждански старомодно попытался поклониться. Храпов задумался на миг, прежде чем звать следующего члена группы. Не ошибается ли он? Нет, нельзя набирать людей однотипных. Когда имеешь дело с предателями родины, всегда надо придерживаться принципа «разделяй и властвуй». Ему с этими презренными типами не новый мир в России строить, они нужны только для одного грязного дела. Расходный материал. И хорошо, что в группе будут два уголовника. Неприязнь других? Да, но они не сговорятся, не найдут общего языка против командира. Каждый будет предан по-своему, каждый будет бояться и ненавидеть по-своему. Да, к этому Храпов был тоже готов, члены его группы будут его не только бояться, но и ненавидеть. Каждый индивидуум ненавидит того, кто опускает его в собственных глазах. Эти люди знают, что в глазах Храпова они предатели и ничтожества, и они его будут ненавидеть за это. Смешно, но они будут ненавидеть другого человека за то, что сами предатели и ничтожества.

Последним вошел Матвей Лыков. Глаза бывшего танкиста Красной Армии смотрели заискивающе. Этот молодой мужчина как будто постоянно искал поддержки у Храпова, хотел встретиться с ним взглядом. Но на людях держался независимо, был угрюм и неразговорчив. Лыков регулярно докладывал своему начальнику обо всем, что происходило в группе: обо всех разговорах, сомнениях и подозрениях. Начал делать он это добровольно почти сразу. На второй день, когда группа была сформирована, он сам поздно вечером напросился на доверительную беседу и стал рассказывать о своих товарищах. И делал это Лыков постоянно на протяжении полутора месяцев, не прося награды, не требуя благодарности. Храпов много думал о своем доносчике. То ли это натура такая у человека, то ли он пытается заслужить доверие, лояльность и надеется в дальнейшем оказаться поближе к начальству и поменьше рисковать жизнью. «С какой же мразью приходится работать», – часто думал Храпов, вспоминая, что во время Гражданской войны царских офицеров в рядах красных называли «белоручками», «голубой кровью». И вот до чего докатился поборник чести и защитник Святой Руси.

– Говори, Матвей, – разрешил Храпов, подвинув на край стола пачку немецких сигарет.

– Уголовники, Аркадий Андреевич, того… ведут себя нехорошо.

– Плеткин и Бурлаков? – Храпов удивленно поднял глаза на бывшего танкиста. – Ты кури, кури, Матвей. И в чем же это выражается?

– О чем-то сговариваются, шепчутся, других задирают. А как вы приходите или при инструкторах, так сразу ведут себя прилично. Как все.

– Так, может быть, для них тут среда непривычная. Они ведь привыкли общаться с себе подобными. Вот и раздражает их все. Они ведь себя показали дисциплинированными членами группы. И что? Конфликты были с кем-то?

– Не было, – замотал головой Лыков. – Этого они не допускают.

«Выдумывает, – подумал Храпов. – Хочет полезным казаться». Он и без доносчика знал, что уголовники сторонятся других курсантов, стараются держаться вместе, с подобными себе. Так что это не новость. Больше всего командира группы волновали те, кто попал в школу не по своему желанию, а из-за безвыходной ситуации. Можно ли таким верить, полагаться на них?