Фридрих Незнанский - Бубновый валет

— Беги домой, Машенька. И скажи маме, чтобы получше калитку закрыла. Поняла?

— Кайитку закйила! — старательно повторила Машенька.

Арсен подошел к делу основательно. Попросил предъявить документы, задал ряд уточняющих вопросов, потоптался, достал из кармана шортов клетчатый платок немалых размеров, отер пот с висков и шеи и лишь после этого, взвесив все «за» и «против», изъявил готовность помочь. В кооперативе «Лески» Арсен занимал немалый пост казначея, собирал взносы то за газ и воду, то за вывоз мусора, и поэтому каждый был у него на виду. Лето выдалось жарким, на даче сейчас живут многие… да фактически все. У многих семьи, дети. Отсутствуют только Тихонов, Мещерский, Майсурадзе и Гугенбухт. Ай, нет, к Майсурадзе как будто приехали, но от них ни звука не слыхать… Словом, наведаться к ним и проверить, нет ли посторонних людей, не так уж трудно.

— Если кто-то окажется дома, я мог бы попросить дополнительно расписаться в ведомости. За газ, за электричество… мало ли за что!

Но неустрашимый Семен Семенович считал, что это будет слишком просто. После того как его следовательская карьера, в сущности, закончилась, в нем взыграл авантюрист. Вспомнив фронтовые годы, он рассказал, как, пробираясь к своим, попал в лапы немецкого патруля и спасся единственно тем, что одежда на нем была деревенская — тулуп да валенки, но и это не выручило бы его, если б не смекалка, позволившая изобразить блатного, который сквозь войну пробирается из зоны домой. Он так кривлялся, ботая по блатной фене, еще не вышедшей тогда из воровского обращения, что патруль даже не стал его обыскивать. А в правом его валенке лежал партбилет. Если бы партбилет обнаружили немцы, туго бы ему пришлось. А если бы к своим заявился без партбилета, пришлось бы, по-видимому, еще туже. Так вот, Моисеев был не прочь тряхнуть стариной и пойти на разведку, преобразившись в деревенского жителя.

Голованов вторично за сегодняшний день подумал, что Семен Семенович сошел с ума, но подумал мимоходом, ненастойчиво. В первый раз его кажущееся безумие принесло им знакомство с Арсеном. Может, и во второй раз повезет?

И, объединив усилия, вместе они выработали план, в который предложение Моисеева вполне укладывалось.

Проверив и убедившись, что Настя остается на своем месте и не предпринимает никаких поползновений к побегу, Рубежов вернулся на первый этаж, в то самое кожаное овальное кресло, с которым уже сроднился.

— Привыкай к роскошной жизни, — сказал себе Жора. — Если выгорит дельце, не в таких еще креслах доведется нежить свою задницу.

Он произнес это вслух, отчего ему стало немного неуютно: чего это он сам с собой разговаривает, как псих ненормальный? Когда Жора шел сквозь холл, его лицо отразилось мимоходом в настенном зеркале и оно ничуть не напоминало лицо победителя, которого ждет впереди роскошная жизнь. Лицо было бледным, вытянутым и растерянным. И то, что оно продолжалось накачанным, мускулистым телом, только подчеркивало несоответствие физического и духовного состояния.

Георгию Рубежову были чужды угрызения совести из-за того, что он участвовал в похищении человека, однако в затеянной ими авантюре был ряд моментов, которые его беспокоили. Даже скудный Жорин разум уловил то, в чем не желал себе признаться умный, но подверженный параноидальной вере в свою правоту Сальский: сухими из глубокой лужи, куда они добровольно залезли, выбраться нельзя. Допустим, сейчас Грязнов даст отбой и «авангардистами» больше заниматься не будут, но где гарантии, что не займутся потом, после Настиного возвращения? Даже хуже: не указали ли они сами таким образом сотрудникам «Глории», что те находятся на верном пути? И теперь с пути не сойдут ни за что. Похитителей людей не прощают.

«Ничего, — утешал себя Жора, правда, уже не вслух, чтобы не усугублять мрачность ситуации. — Главное, вовремя смотаться за границу. Пускай Файн плацдарм подготовит, раз мы его фактически спасли. А там — ищи нас, свищи! С собаками не выследишь».

И это его тоже не убедило. Жора не мог похвастаться начитанностью, но кино изредка посматривал, и в фильмах того сорта, которые предпочитали бывшие «морские котики», то и дело упоминалась такая организация, как Интерпол. А она, судя по тому, что о ней показывали, шутить не любила. Спокойной жизни Жора не ждал, особенно когда последовал за Сальским, но беспокойства получалось что-то многовато. У Жоры засосало под ложечкой. А, фиг с ним со всем! Если в брюхе пустота, надо пожрать. Жаль, запить нечем, и не позволяется.

Едва Жора, примостясь, как одинокий король, во главе длинного стола, вскрыл старым верным ножом банку консервов и, подцепив ложкой первую порцию, отправил ее в рот, стук возобновился. На сей раз он доносился откуда-то снаружи. Давясь полупроглоченным болгарским голубцом, Жора снова выскочил во двор. Железные ворота претерпевали нападение: в них ровно и мощно били кулаком.

— Ну, чего еще кому, на фиг, надо? — рявкнул Рубежов. Голубец комом застрял где-то на полпути к желудку, не добавляя Жориному голосу мягкости.

— Что ж вы электрика не пускаете? — донесся из-за ворот мирный укоризненный голос. — Проверьте, по крайней мере, сами, есть у вас электричество или нет.

Напряженно обводя двор дулом «калашникова», Жора взбежал на ступеньки и пощелкал первым подвернувшимся выключателем. Свет не загорелся. А, бля, и правда обесточили… Что более подозрительно: впускать или не впускать? А вдруг Майсурадзе действительно договорился заранее с электриком, и, если его не впустить, весь поселок будет в курсе, что у Майсурадзе в доме засел кто-то чужой. Еще вызовут милицию… Нетушки, лучше впустить!

Сальский не поддался бы ни на какие уговоры. Он бы и в первый раз к воротам не подошел. Но это был Рубежов! Знал, знал Паша, что напарник его ненадежен по причине не слишком великого разума. Но куда деваться, если положиться больше не на кого…

«Калашников» Жора, открывая ворота, поставил рядом. Потом сообразил и приладил под мышку, так, чтобы дуло сквозь полу куртки было направлено на входящего. В последний раз повернул ключ в замке и приотворил калитку.

За какой-нибудь час деятельный Арсен, которому явно пошел на пользу опыт уголовной и тюремной жизни, провернул колоссальную работу. Выяснил, в каком доме засел похититель. Обесточил весь поселок. Позвонил Майсурадзе, который принялся клясться в своей непричастности к происходящему и благодарить за сообщение. Втихаря предупредил ближайших к Майсурадзе жителей, чтобы не высовывались в ближайшее время. Здешние дачники, а также члены их семей были людьми опытными и предупреждением не пренебрегли. А дальше начался спектакль.

— Под пули предпочитаю не соваться, — серьезно сказал Арсен. — У меня жена, дочь Мария, старая мама. Я встал на путь исправления, — и подмигнул Семену Семеновичу.