Фридрих Незнанский - Кто будет президентом, или Достойный преемник

— Кто один? — не понял парень.

— Один поднимусь? Вы со мной разве не пойдете?

Водитель и парень в дорогом костюме переглянулись.

— А тебя что, поддерживать надо, чтобы не упал? — насмешливо поинтересовался парень.

Турецкий понял, что попал впросак, и ничего не сказал, лишь досадливо крякнул в ответ и взялся за ручку дверцы.

— Эй! — окликнул Турецкого парень, когда тот выбрался из машины.

— Что еще?

— Если спросит… Ну, если вдруг разговор зайдет, не говорите, что я курил.

— А что, накажет? — поинтересовался Турецкий.

Парень покачал головой:

— Не. Убьет.

Едва Александр Борисович протянул руку к звонку, как дверь открылась. В прихожей стоял невысокий, худощавый мужчина лет пятидесяти пяти. Одет он был в длинный красный халат и черную тюбетейку. Лицо у мужчины было острое и сухое. Смуглая кожа, острые скулы и такой же острый, небольшой нос выдавали в нем человека восточных кровей. На руках мужчина держал толстого длинношерстного кота с сердитой плоской мордочкой.

— Вот это сервис, — похвалил Турецкий. — Я и позвонить не успел.

— Я вас ждал, — ответил мужчина высоким, хрипловатым голосом. — Входите, Александр Борисович.

Мужчина посторонился, давая Турецкому пройти.

— Можете не разуваться, — сказал он. — Проходите в комнату. Я только что сварил кофе. Налить вам чашку?

— Если не сложно, — сказал Александр Борисович.

Турецкий прошел в комнату, а хозяин квартиры отправился на кухню за кофе. Когда он вернулся, Турецкий сидел в кресле перед низким кофейным столиком и листал автомобильный журнал.

Мужчина поставил на стол поднос с чашками и сказал, кивнув на разворот, который разглядывал Александр Борисович:

— Новая модель «лаборгини». Как вам?

— Было бы странно, если б я сказал, что не нравится. — Турецкий насмешливо дернул уголками губ. — Хотя я лично предпочитаю «ламборджини», — добавил он.

Мужчина в тюбетейке уставился на сыщика холодным, змеиным взглядом, затем чуть качнул головой и засмеялся мелким, рассыпчатым смехом, давая понять, что не обидчив и оценил шутку по достоинству. Когда он ставил поднос, Турецкий заметил, что пальцы его покрыты синими наколками. Судя по всему, мужчина был «авторитетом».

— Я сяду напротив, чтобы мы могли друг друга видеть, — сказал тот и сел в кресло. — Люблю смотреть собеседнику в глаза, — пояснил он. — Не возражаете?

— Нисколько, — ответил Турецкий и отложил журнал.

— Вот и хорошо. — Мужчина взял чашку и кивнул Александру Борисовичу на вторую: — Рекомендую. Готов поспорить, вкуснее, чем это кофе, вы нигде в нашем городе не попробуете. Я варю его по рецепту одного старого итальянца. Он уже умер. Так что я единственный хранитель секрета.

Мужчина снова засмеялся, а Турецкий взял чашку и слегка отпил. Кофе и впрямь был изумительный.

— Ну как? — осведомился мужчина.

— Великолепно, — честно ответил Александр Борисович.

Мужчина кивнул и улыбнулся. Он хотел что-то сказать, но не успел. В кармане у Турецкого зазвонил телефон. Александр Борисович извинился и приложил трубку к уху.

— Саня, привет! — услышал он в трубке бодрый голос Меркулова. — Как твои дела?

— Продвигаются, — ответил Турецкий.

— Отлично. Саня, слушай, я только что узнал — Айрат Кашапов вышел на свободу. Он уже вернулся в родной город.

Турецкий посмотрел на сидящего перед ним мужчину и усмехнулся:

— Спасибо, что сообщил. Главное — вовремя.

— Что ты имеешь в виду? Постой… Он что, уже объявился? Ну, чего ты молчишь?

Александр Борисович снова посмотрел на человека, сидящего перед ним.

— Татарин здесь, — сказал он. — Сидит прямо передо мной. Хочешь, передам ему привет от тебя?

— Черт… Он у тебя в номере?

— Скорей наоборот.

— Ты у него в гостях?

— Да.

— Будь осторожнее. Татарин очень хитер.

— Да, я об этом слышал.

— Не сообщай ему больше, чем нужно.

— Постараюсь.

Турецкий отключил связь и убрал телефон в карман. Татарин погладил сидящую на коленях кошку.

— Выходит, вы уже догадались, кто я, — спокойно сказал он.

— Выходит, да.

— И что вы об этом думаете?

— Ничего, — сказал Александр Борисович. — Вы пригласили меня поговорить. Я согласился. Слово за вами.

Татарин кивнул:

— Вы правы. Я приехал вчера вечером. Но еще до своего приезда я знал, что творится в городе.

Турецкий отхлебнул кофе.

— И что же тут творится? — поинтересовался он.

— Идет грязная игра. Кто-то пытается свалить Мохова.

— Предвыборная кампания и не бывает иной, — сказал Александр Борисович.

Татарин улыбнулся:

— Вы так спокойно к этому относитесь? Насколько я знаю, Мохов едва не умер.

— А вам бы хотелось, чтобы он умер?

— Мне? — Татарин изогнул дугой черную бровь и такой же дугой — как в зеркальном отражении — рот. — Зачем мне его смерть? Она не вернет мне пропавшие годы.

— А как же месть? — поинтересовался Турецкий. — Ведь это сладкое чувство.

— Но не для меня, — возразил Татарин. — Я никогда не был злопамятным. К тому же мстить Мохову опасно. Вот представьте, что он помер и у следствия появилась версия об убийстве. В этой ситуации я буду главным подозреваемым, разве не так?

— У вас слишком большое самомнение, — заметил Александр Борисович.

— Самомнение? — не понял Татарин. — А, вот вы о чем. Намекаете на то, что у Мохова есть враги позначительнее и поопаснее, чем я?

— Намекаю, — кивнул Турецкий.

— Ну, это ничего не значит. Все равно в случае гибели Мохова я попадаю под подозрение. А мне это не нужно. Я мирный человек, Александр Борисович. Моя война осталась в девяностых, и, похоже, я ее проиграл.

— Но вы все еще авторитет.

— Я? — Татарин усмехнулся и покачал головой. — Я далек от уголовного мира. Не знаю, как вам доказать. Уж поверьте мне на слово. У меня остались кое-какие деньги, и я решил открыть легальный бизнес. Мне надоело бегать, Александр Борисович. Я хочу жить, как простой обыватель. Работать, отдыхать, растить детей.

— Разве у вас есть дети?

— Пока нет. Но мне всего пятьдесят три. И у меня уже есть невеста. У меня еще все впереди.

— Безусловно, — усмехнулся Турецкий.

— Зря усмехаетесь. Я прошел обследование у врачей, со мной все в порядке. У меня сперма тридцатилетнего парня. Уж не знаю, за какие такие заслуги Господь Бог наградил меня таким здоровьем. Возможно, чтобы я взялся, наконец, за ум.

Татарин усмехнулся, затем наклонился, поцеловал кошку в нос и ласково ее погладил. Кошка громко заурчала.

— Видите? — сказал Татарин. — Я умею быть заботливым и ласковым. Из меня получится хороший отец.

— Не сомневаюсь. — Турецкий поставил опустевшую чашку на стол. — Вы сказали все, что хотели?

Несколько секунд Татарин пристально смотрел на Александра Борисовича. Взгляд у него был тяжелый, острый, тревожащий. Наконец он едва заметно качнул головой и сказал: