Фридрих Незнанский - Мировая девчонка

Нет, конечно, напоминание о Ваське было сделано не случайно, уж это Антону было ясно. Сознавал он и то, что Саша, как мужик, прекрасно его понимал, сам, мол, не безгрешен, влюбчив, — что говорить! Но отчетливо просматривался и намек: ты, Антон, поступай, как знаешь, но старайся, чтоб все было по уму — не наглей, не вешай на других свои заботы и, вообще, будь мужиком. Сам отвечай за свои поступки. Нет, оно все правильно…

А по идее, надо поехать сейчас в эту клинику и поддержать Светку морально: ей сейчас такая поддержка очень важна.

Поглядывая на Плетнева, Турецкий видел, что тот сейчас не здесь, не в агентстве, — в другом месте блуждали его мысли, там. Где ему, определенно, медом намазано.

— Я бы все-таки написал… на твоем месте, — с мягким юмором напомнил Александр Борисович.

— А?… Ну, конечно, ага, сейчас сделаю… — но думал он о другом.

Ну, вот, все признаки известной болезни — налицо, мог с уверенностью констатировать Турецкий. Интересно, а с чего обычно у мужиков начинается любовная лихорадка? С постели или с гипертрофированной заботы, с непреодолимого желания немедленно, очертя голову, кидаться на помощь? Он не ответил себе на этот вопрос, потому что перед глазами привычно уже возникла Дина. Это понятно, все время приходится думать о ней… Нет, ни о какой любви тут и речи пока не идет, скорее, желание помочь — такое естественное у нормальных людей. Надо просто отмахнуться от глупостей и заняться конкретным делом. А оно заключалось в том, чтобы добиться реальной помощи от Питера Реддвея.

И Турецкий взялся за телефон, чтобы напомнить старине Питу о необходимости установления скорейшего контакта с Марго. Разумеется, Дина нуждалась в помощи… в его заботе, — кто ж еще, если не он? Но вот была ли забота, как таковая, его главной целью или же только средством для достижения этой цели на такой непростой вопрос Александру Борисовичу, видимо, еще предстояло ответить. И время на это тоже имелось…

Антон создал-таки «исторический трактат», как выразился Турецкий, внимательно прочитав две с половиной страницы. И подвел итог часовым стараниям сыщика, исправив предварительно три грамматических ошибки. Это не произвело на Плетнева ни малейшего впечатления.

— Ладно, оставляй и отваливай. На большее ты все равно не способен.

И Плетнев охотно, если не сказать — радостно, именно отвалил. Прямо в клинику, где с утра находилась Светлана, ожидавшая, когда доктор начнет операцию по переливанию от донора костного мозга. Выражение «стернальная пункция» ее откровенно страшило. И когда в разговорах с хирургом Сергеем Александровичем заходила речь о химиотерапии и введении стволовых клеток, о специальном доноре, она боялась упасть в обморок, хотя и считала себя достаточно сильной женщиной. Ну, все она понимает, однако медицина, все эти страшные длинные иглы, видимо, не для нее…

Она и Антону пожаловалась на эту свою слабость, а он стал ее утешать, даже попытался рассказать о собственных боевых эпизодах в особой группе спецназа, осуществлявшей братскую помощь в Анголе. Вот уж где врачам-то было бы раздолье, окажись спецназовцы послабее духом и здоровьем! Он-то хотел показать ей, что ничего страшного в медицинских делах, в принципе, нет, а оказалось, еще больше напугал. И пришлось активно разогревать дрожавшее, словно в сильном ознобе, ее ладное и податливое тело. И уж так разогрел, что и сам остановиться не мог, пока она умолять не начала, чтоб пожалел ее и сделал передышку, а то уж и сил никаких больше не осталось. Но он-то почувствовал, что Светка лукавила, просто растягивала наслаждение. Соскучилась баба по настоящей мужской ласке…

И опять: расскажи про себя, хочу все про тебя знать… А как слушала! Давно не встречал Антон такой благодарной и внимательной слушательницы. И он, не мудрствуя, что называется, лукаво, выложил ей всю свою подноготную. Про жену любимую и малолетнего сына. Про то, как ее изнасиловали и зарезали двое молодых подонков. Про то, как, вернувшись из «фронтовой» загранкомандировки, он узнал, что убийц-то нашли, да вот с доказательствами у следствия оказалось почему-то туго. И тогда он сам и бесспорные доказательства нашел, и правосудие осуществил лично. И за свои зверские — так квалифицировали его приговор насильникам и убийцам — действия должен был он получить бесконечный срок. Суд вынес свой приговор, но вмешался Сашка Турецкий, в чьи руки попало дело по протесту адвоката, и Антона отправили вместо колонии строгого режима в психиатрическую клинику. Сами же утверждали в суде, господа, что нормальный человек не может совершить столь зверского преступления! Только вот сына, которого по тому же решению суда лишили отца, отправили в детский дом. Но, в конце концов, справедливость, хоть и поздно, однако восторжествовала. Антона выпустили из клиники, даже сына помогли вернуть, восстановить отцовство. И живи теперь, Плетнев, как говорится, того же Сашку благодари, а все что-то не так. Вот ведь и женщины какие-то были, и привязанности, а любовь, такую, чтоб душу до конца выплеснуть, как отрезало… Пока ее не встретил, Светку… Ну, и что? И опять поцелуи взасос, до стона, до крика, до обморока…

И вдруг — внимательный, в упор, глубокий до черноты, взгляд Светланы, и ее почти надрывный шепот — из губ в губы:

— Я боюсь… Антошенька…

— Чего, моя хорошая? Что случилось?

— Не знаю… Я все время хочу тебе сказать…

— Ну, говори, я тебя слушаю… Ты думаешь, там, в больнице, что-то случилось? Но ведь мы звонили… нормально… все идет, как надо… доктор хороший, ты сама говорила.

— Нет, я не про больницу… я — про нас с тобой…

— А что у нас с тобой может быть, кроме…

— Вот и я про это… Если Игорек узнает про меня… про нас… я не знаю, что отвечу. Я одна у него, Антошенька! — почти со слезами выкрикнула она.

— И я у Васьки один. И что же теперь? Все бросить и отказаться? Но почему?

— Мне кажется, что я постоянно предаю Игорька. Он — там, а я — здесь… Ему очень больно, а я… исступленно купаюсь в твоих невероятно сладостных ласках… Разве так можно? Это же нечестно по отношению к нему, моему единственному!..

«О-о-о… — запоздало проклюнулось у Антона. — Так ведь можно довести себя и до полного сумасшествия…»

То, что у Светланы в характере заметно проглядывалась какая-то трудно объяснимая исступленность, это уже Антон замечал. Как и то, что она непонятным образом может неожиданно поддаться чьему-то, далеко не самому лучшему влиянию и занять «упертые», даже и неразумные позиции. Как это произошло, например, при обмене валюты. Элка же рассказывала, — сдвинуть было невозможно! Никакая логика не действовала! А он не поверил, решил, что та преувеличивает. Может, и из ревности, увидев, что Плетнев откровенно «положил глаз» на ее подругу.