Фридрих Незнанский - Лечь на амбразуру

Гордеев резко нахмурился.

— Молчу, молчу, — миролюбиво вытянул обе руки перед собой Турецкий. — Я просто к тому, что, будь на твоем месте, ни в жисть бы не удержался. Ну, валяй, твое дело молодое, — вздохнул со значением и поднялся, но, вместо того чтобы уйти на кухню, наклонился над Юрием и сказал негромко: — Я обсудил с Костей и «пальчики». Потом позвонил Эду Черногорову. В общем, он вызовет к себе в качестве свидетеля твоего журналиста и вынет из него душу. Как это он умеет. Нельзя ж оставлять без последствий, верно? Ну а возбуждать новое дело, я думаю, — значит затянуть проблему до бесконечности. Не надо возбуждать. Он согласился. Имей в виду. Пусть будет кое-кому сюрпризом. — Выпрямился и закричал: — Эй, молодежь! Вы долго собираетесь нас мучить? Я с утра не жрамши! Сколько можно?

И отправился на кухню — торопить.

А Гордеев задумался о сказанном. Вроде бы ничего особенного и не сообщил сейчас Александр Борисович, но ведь он и не любит разжевывать и вкладывать в рот слушающему уже готовую кашицу. Сам умный, соображать должен. Намек дать — другое дело. Указать более верную дорожку, если остановился перед выбором, — тоже. Но думать ты должен сам. Он и так уже за сегодняшний день сделал немало. И главное здесь вот что: сам факт озвучен в высоких сферах, теперь никто не сможет сказать, что не знал, не слышал. Ясно стало, что развернувшаяся борьба в Белоярске не есть только результат их собственных, внутренних, местных разборок, а что она направляется отсюда, из Москвы. Особая заинтересованность вице-премьера, которого Турецкий назвал куратором данной отрасли, тоже указывает на то, что выборы губернатора в Сибирском крае кое-кому менее важны, нежели игры вокруг «Сибцветмета». И в центре этой борьбы — Алексей Евдокимович Минаев. Точнее, его производство. И если его потребовалось срочно, любым способом, убрать с дороги, чтоб не путался под ногами, — а такой вариант напрашивался сам, — то, значит, времени у заинтересованных лиц оставалось совсем немного, а именно время и является в данной ситуации решающим фактором. Мол, хоть и на время с глаз долой, да мы успеем, а если человека потом и оправдают, тоже беды не будет. Время — вот что самое главное.

И что же имеется в сухом, как говорится, остатке? А то, что, если Минаев выйдет на волю в ближайшие дни, у кого-то что-то здорово сорвется! Вот в чем соль…

И речь здесь вовсе не о губернаторских выборах, нет! До них еще скакать и скакать. А как иногда говорит наш добрый друг и отчасти учитель Сан Борисыч? А говорит он так: во всех нынешних убийствах, во всех криминальных разборках, во всем, связанном с кровью и грязью, одна основа — экономическая. Простая жажда власти — это уже из области преданий, этакая макбетовщина. А нынче во главе любого угла — деньги, экономика, а уже от них — и власть…

А еще очень пришелся по душе Гордееву совет Турецкого относительно допроса Елисеева. Тут тоже имелась своя тонкость. Если бы с таким предложением к Черногорову обратился Юрий Петрович, это выглядело бы не очень этично. Хотя и абсолютно справедливо по отношению к предателю Женьке. Но, видно, Сан Борисычу не надо было объяснять некоторых истин, он сам все понял. А два следователя, особенно если они в самом деле уважают друг друга, всегда могут договориться, не осложняя жизни адвокату. Так что получалось, что инициатива исходила вовсе и не от Гордеева, уж тут он может не прятать глаза. А вот для Евгения это будет чувствительная оплеуха. Ну и пусть теперь сочиняет наиболее приемлемые для себя версии, он юрист, придумает…

Меркулов, весь цветущий с морозца, появился, когда народ в застолье уже успел и принять и закусить. Денис — на правах младшего — отправился встречать в прихожую и оттуда поманил Гордеева.

Костя кивнул приветливо и, раздеваясь с помощью Дениса, сообщил самое главное, как он заметил, чтобы потом уже не возвращаться к вопросу.

— Нехорошо, конечно, что человек лишние два-три дня проведет в неволе, но ты можешь завтра съездить к своему клиенту, отвезти передачку и сказать, что дело практически в шляпе.

Гордеев просиял: вот что бывает, когда у тебя столь высокие покровители! Да и вообще, если тебя окружают хорошие люди…

— Если твой Минаев не станет настаивать на сатисфакции, а я полагаю, она ему совершенно ни к чему в данный момент, дело будет прекращено без всяческих последствий. А если его все же обуревает жажда немедленного мщения, что ж…

— Думаю, совсем не обуревает, — отрицательно затряс головой Юрий Петрович. — Я ведь уже беседовал с ним. У него совсем о другом мысли.

— Ну и хорошо. Тогда ты в понедельник со всеми своими выкладками — то, что у понятых добыл, актами экспертиз и прочим — изволь прямо с утра прибыть в Московскую горпрокуратуру, к Прохорову. Он тебя примет, посмотрит — я попросил, и даст согласие следователю прекратить уголовное дело в отношении Минаева за отсутствием события преступления. Ну а остальные проблемы пусть уж решаются в ведомственном порядке. Устраивает вас такой вариант?

— Константин Дмитриевич! — Гордеев прижал обе ладони к груди. — Просто не знаю, как и благодарить!

— А вот это — пустое. Саня уже успел сообщить тебе свое мнение?

— Конечно, первым делом.

— Вот и делай выводы, Юрочка… Да, пожалуй, и клиента своего предупреди, что пока нам удалось отбить разве что предварительный удар. Ну, пойдем. Что-то к ночи аппетит разыгрался, не знаю, к добру ли?…

Костю встретили с восторгом. Раздвинулись и освободили самое почетное место — возле Галочки, это чтобы она ухаживала за Меркуловым. А с другой стороны Гордеева, на правах хозяина дома, бесцеремонно оттеснил от гостьи Грязнов-старший, с вызовом при этом поглядывая на Юрия Петровича. В шутку, конечно. А Галочка, видно было, уже давно почувствовала себя как рыбка в воде. Все ей нравилось, от всего она была в восторге, все за ней почтительно ухаживали, причем наперегонки и без передышки.

— Ну чего? — наклонился к нему Турецкий.

Гордеев показал большой палец. Галя, похоже, поняла, о чем речь, и просияла. А Юрий Петрович лишь одобрительно кивнул ей.

— Так, ребятки, дорогие мои, — поднял рюмку с коньяком Меркулов и жестом требуя тишины, — за что пьем сегодня?

Вопрос был кстати, потому что Гордеев и сам давно уже хотел спросить, но как-то забыл.

— Ну, нехристи! — прямо-таки в отчаянии откинулся на спинку стула Вячеслав. — Да вы что, и впрямь некрещеные, что ли? Завтра же Благовещение!

— Вячеслав! — чуть не поперхнулся Меркулов. — Ты в себе? У тебя как с этим делом? — Костя покрутил пальцем у виска. — Благовещение — всегда в апреле!

— Ну оговорился! — вовсе не смутился Грязнов под общий хохот. — Я хотел сказать: Богоявление.