Фридрих Незнанский - Лечь на амбразуру

— Ах ты, собственник! — почти взвизгнула она и кинулась к нему на шею. — Уж и глядеть по сторонам запрещает! — Халат распахнулся и соскользнул на пол.

Гордеев подержал ее в руках, чуть отстранил, оглядел весьма выразительным и заинтересованным взглядом и вздохнул — тяжко и протяжно:

— Нет… Этак мы никогда в гости не попадем. — Отпустил и добавил: — Но ты поторопись, пожалуйста, давай уж без чая обойдемся, черт с ним. Я оставлю ключи. Как оденешься, захлопни дверь и замок — на два поворота. Спускайся, а я пока машину погрею. Да и погляжу, чтобы этот псих не вздумал вдруг слежку за нами устраивать, с него станется. Как говорит все тот же Сан Борисыч, озверевший фраер страшнее бешеной собаки.

А вот об этом — мелькнула мысль у Галочки — она совсем и не подумала. И зря. Здесь хоть и Москва, а глаз да ушей, поди, не меньше, чем в том же Белоярске, где каждый твой шаг словно просвечивается, а после, при нужде, выставляется на экране — для всеобщего обозрения.

Может, еще и этим обстоятельством объясняется ее сегодняшний взрыв, поразивший даже ее самое: вдруг ощутила свободу? Отвязалась, как та Жучка у строгой хозяйки? Впрочем, вот так думать как раз и не хотелось бы…

Что за праздник придумали себе Турецкий с Грязновым, Гордеев не знал, да и вряд ли бы угадал, если бы даже и хотел. Но любой праздник требовал как бы личного взноса. Юрий Петрович прикинул, не слишком ли расшиковался на аванс, выданный ему по доверенности Женькой Елисеевым, и решил, что вполне может сделать ход бутылкой хорошего коньяка. Выглядеть мелочным в глазах прекрасной дамы ему совсем не хотелось.

На Енисейской улице, в районе Грязнова-старшего, ему был ведом один приличный магазин, где точно не подсунули бы вместо коньяка какую-нибудь отраву. Кажется, именно здесь и сам Вячеслав Иванович имел обыкновение отовариваться. Или, по выражению Дениса, загружаться.

Когда вошли в магазин — Галочка тоже пожелала присутствовать при выборе напитка, — Гордеев заметил, что, несмотря на вечернее время, магазин вовсе не был пуст. И мало того, буквально все мужики, словно по команде, обернулись в их сторону. Видно, оно и в самом деле так, если даже для Москвы, привыкшей ко всему, в том числе и к обилию эффектных женщин, вошедшая в магазин Галя — в коротком тулупчике с белым мехом и такой же шапочке, кокетливо сдвинутой набок, длинноногая, стройная — показалась созданием неземным, удивительным и… возбуждающим. В странно возникшей на какое-то время тишине только цокали тонкие каблучки модных ее сапожек да слышалось чье-то неровное дыхание.

Замерший на миг Гордеев вдруг усмехнулся, чем вызвал удивление в глазах Галочки. «Потом!» — объяснил ей жестом. И лишь в машине, уже когда купили бутылку и сели, чтобы ехать дальше, Юрий открыто засмеялся.

— Ну анекдот вспомнил, старый, ему сто лет, с вон какой бородищей!

Галя потребовала, чтобы он немедленно рассказал. И как ни отнекивался Гордеев, как ни уверял, что анекдот не совсем приличный, не отставала. Ладно, отмахнулся он от такой навязчивости. И рассказал, естественно.

Ну, ехали двое солдатиков, смотрят: красавица заходит в вагон, ну вся такая, что у несчастных ребят в глазах пошли сплошные миражи! А она перед ними то так, то этак, одним боком повернется, другим, закуривает, кокетничает… Растаяли парни, вот один и шепчет другому: «Какое чудо!» А второй отвечает: «Ага, и ведь наверняка кому-то повезло, трахает он элементарно это твое чудо! Кто же он такой, этот счастливчик?» А красотка словно прочитала их мысли, поворачивается к ним и говорит…

— Все! — воскликнула Галя. — Больше ни слова! Я сама знаю!

— Да? — высокомерно спросил Гордеев. — И что же она им ответила?

— Она сказала, — серьезно продолжила Галочка, — кто ее именно трахает! Такой же дурак, как ты, несчастный солдатик!

— Там, правда, был не дурак, а покрепче, но остальное правильно! — так же серьезно поправил Юрий и, рассмеявшись, поймал своими губами губы Галочки. А оторвавшись, закончил: — Но ты в самом деле выглядела чрезвычайно эффектно — ножки-сапожки, недаром мужики языки свои проглотили!

— Ага! А я ведь еще и твои глаза видела! Ничего, знай наших! Ну, трогай, поехали, а то мне уже не терпится вернуться домой!

Вот в таком возбужденном состоянии они и явились на Енисейскую. И уже возле лифта, на площадке перед дверью Грязнова, ощутили совершенно потрясающие запахи, доносящиеся, вернее, густо струящиеся из-за обитой черным дерматином бронированной двери.

Галочка тихо охнула и как-то беспомощно посмотрела на Юрия.

— Прошу тебя, — сказала дрогнувшим голосом, — последи за мной, не давай много есть, а то мне потом плохо будет, а я уже сейчас не могу удержаться!..

И Гордеев едва не хлопнул себя по лбу. Идиот! За весь день человеку ничего, кроме каких-то там маринованных мидий и креветок, нормального предложить не додумался! Привык сам все делать на бегу… Чайку ей, видишь ли, чашечку! Да и той не налил…

Застолье было организовано в лучших традициях дома Грязнова. Денис на кухне возился с шашлыком — это от шашлыка распространялся в подъезде сумасшедший запах. Сам хозяин квартиры, повесив на спинку большого кожаного кресла свой парадный мундир, с засученными рукавами и в фартуке с цветочками, готовил закуски. Правильнее сказать, потрошил уже готовые упаковки и пытался их красиво расположить на тарелках.

Знакомство произошло стремительно, и уже через мгновение Галина оттеснила генерала от стола и принялась все делать сама. Грязнов-старший уступил ей свое место с видимым облегчением. Но, поглядывая искоса, хмыкал при этом и значительно ухмылялся.

Турецкий же кайфовал, полулежа в том самом генеральском кресле и отшвырнув свой пиджак на диван. Жестом подозвал к себе Юрия Петровича.

— Хоть ты и перебежчик, старик… — Он все никак не хотел забыть, несмотря на то что уже прошло более чем достаточно времени с тех пор, как Гордеев покинул прокуратуру, подавшись к антиподам, то есть в адвокатуру. И при каждом удобном случае поминал об этом. — Однако ты — наш человек… как выражается Славка. Слушай, а ведь он тоже запал на твою хохлушку? — Последнее сказал таинственным полушепотом и сделал при этом страшные глаза. — Ой, лишенько, как говаривала наша Шурочка. Шо ж воно дееться! Чую, Юрка, быть дуэли! Не, ты заметь, как он поглядывает, какого косяка давит, а?

Конечно, понимал Гордеев, что просто дурака валяет «важняк», но малый прилив ревности все же испытал. Видно, этого и добивался Турецкий. Насладившись смятением на лице Юрия Петровича, сменил тему, став серьезным.

— Был я по твоему делу. Сегодня на Краснопресненской состоялся большой хурал, поэтому удалось переговорить сразу с несколькими нужными людьми. Минюст сделает свое представление, а вот реакция куратора показалась мне далеко не однозначной. По-моему, Юра, там, в Белоярске, какой-то очень нехороший узел завязывается. Здесь что-то знают, но делают вид, будто они в стороне. Ну списывают на региональные сложности. Выборы ведь всегда вносят в общество нервозность. А нынешний их губернатор кому-то сильно нужен в Москве, понимаешь? Вот и игры вокруг него несколько двусмысленные. Как это у китайцев-то? Пока тигры дерутся, мудрая обезьяна сидит себе на дереве и наблюдает. А уже после драки развешивает свежие шкуры на ветках. Вот, говорит, чего можно добиться простым терпением. Да, кстати, ты Славку-то расспроси насчет этого Толубеева. Он его хорошо знает. Мы тут уж перекинулись, пока тебя не было. Так Славка его Азефом назвал. Помнишь, был такой классический пример провокатора? Вот-вот. Замечен, как говорится, и неоднократно. А баба-то хорошая? — поинтересовался безо всякого перехода. — Поди, успел уже?