Фридрих Незнанский - Убийственная красота

Нестеров молча сверлил глазами стол. По щекам ходили желваки.

— Я так и знал, что они подкинут вам этот мотив.

— Кто — они?

— Литвинов. Зоя. Кто-то из них. Или они оба.

— Они встречаются?

— Понятия не имею.

— Неужели? А почему вы не рассказали мне о вашем разводе в первую нашу беседу? О роли Литвинова в этой истории?

Нестеров вдруг выпрямился, отчего показался Турецкому прямо-таки огромным. Глаза-буравчики вцепились в глаза Турецкого.

— Послушайте, вы! Порядочный мужик никогда не будет обсуждать с другими своих отношений с женщиной. И с бывшей женой, в частности. Вы этого не понимаете? А они, зная меня, понимают, что я не буду рассказывать о своем неудавшемся браке. Это ведь очень верный расчет: выдать вам мотив ревности. А вы купились.

— Вот что. Я не на рынке. Не продаю, не покупаю. Я расследую убийство. Вы что, не понимаете, что можете оказаться на нарах? Лет на десять. Что будете опозорены. И если выйдете, то одиноким, дряхлым стариком. И дело не только в вас. Без вас вашу клинику растащат и приберут к рукам. Может быть, те же литвиновы. Вы же не только за себя отвечаете, но и за своих людей! Поэтому отбросим чистоплюйство в сторону. Я прошу вас рассказать о вашем браке с Зоей Дмитриевной!

Видимо, Турецкому все же удалось достучаться до профессора. Он помолчал еще несколько мгновений, затем заговорил:

— Наш брак… Это неудачный опыт любви человека не первой молодости, не красавца, к тому же одержимого своей профессией, к красивой молодой девушке, которая не отвечала своему мужу взаимностью. Я ее любил, она меня — нет. Я должен был увидеть это до брака, но Зое удалось усыпить бдительность убежденного холостяка.

— Вы ревновали ее? Устраивали ей сцены?

— Я ее безусловно ревновал. Сцены? Поначалу я пытался выяснять отношения, если это можно назвать сценами. Для меня это была боль, кровоточащая рана, достаточно часто посыпаемая солью. Но довольно быстро я понял, что не смогу завоевать ее любовь. Это она завоевала то, что ей было нужно: московскую прописку и положение в обществе. Статус жены успешного хирурга. Я, как мужчина, в список ее ценностей не входил. К счастью, у меня была и есть любимая работа. А это спасает от многих личных переживаний. Единственное, о чем я ее просил, — соблюдать приличия. Потому что это невообразимо: видеть, как жена вешается на шею любого более-менее смазливого господина при каждом удобном, а чаще неудобном случае.

— Так было в ресторане? С Литвиновым?

— Она и это рассказала?

Нестеров замолчал. Желваки опять заходили по скулам.

— Так что было в ресторане пять лет тому назад?

— Литвинов — это был последний аккорд. Я застал их в мужском туалете. Они занимались любовью.

— У них уже был роман? — спросил Турецкий, лишь бы что-то спросить. Информация была впечатляющей.

— Понятия не имею. Скорее всего — не было. До этого. А после — не знаю. Я просто решил, что с меня довольно. Понимаете? Я терпел ее распутство достаточное количество лет. Наверное, я ее все-таки очень любил. Иначе это невозможно объяснить. Существует же самоуважение, самолюбие… Но вот наступил момент — и как будто упала пелена, занавес, что хотите. И за этим занавесом — пустая, голая сцена с грязными кулисами. Все. Я ушел из театра под названием «Зоя Руденко».

— Вы разъехались?

— Ну да. Она хотела, чтобы я просто ушел на улицу. И оставил ей квартиру своих родителей. Но у меня не было других квартир. Пришлось размениваться.

— Где вы теперь живете?

— На «Полежаевской». Вполне приличная однокомнатная квартира.

— Вы не отрицаете, что угрожали Литвинову?

— Мы уже обсуждали это. Я говорил, что сотру его в порошок. Если это можно воспринимать буквально — то да, угрожал.

— Расскажите поподробнее, где и когда это было.

— Это было два месяца тому назад, когда с его подачи нам запретили работать. Я же вам рассказывал.

— Повторите вкратце.

— Литвинов придумал новую систему контрольных тестов для проверки препарата, который мы используем в работе. Это совершенно бессмысленные тесты. И невыполнимые. Я пришел к Литвинову в его кабинет с евроремонтом, стал объяснять холеному господину, которого помню не лишенным способностей студентом, что вся эта система контролей бессмысленна. Он ответил мне дословно так: «Если бы вы включили меня в группу авторов вашего метода, у нас с вами проблем никаких не было бы». Вот так. Я вскипел, сказал, что это наглый шантаж. На что мой бывший ученик ответил мне: «Сейчас наше время — молодых и наглых. Ваша клиника или будет работать под моим патронажем, или не будет работать вообще». Вот так. Тогда я и вскричал, что он негодяй и я сотру его в порошок. И что он сделал? Он достал из кармана диктофон. Вот такой же, как у вас. И дал мне прослушать сделанную запись. И я услышал с пленки свой голос, кричащий, что сотру Литвинова в порошок. Вот его методы борьбы! Этот мой выплеск — это же фигурально! Я подготовил отчет о нашей деятельности. Я буду докладывать министру. У меня на руках отзывы из ведущих клиник страны, где применялся наш препарат. Это блестящие отзывы! У меня мнения настоящих специалистов, академиков, которые очень скептически отзываются о придуманной Литвиновым схеме. Я все это выложу на стол! Вот этим я и сотру в порошок Литвинова!

— Почему вы не рассказали мне об этом в мой первый визит?

— Не думал, что нужно пересказывать эти дрязги.

— Эти дрязги могут стоить вам свободы, — вздохнул Турецкий. — Ладно, вернемся к Зое Дмитриевне. Вы ей угрожали? Избивали ее? Во время совместного проживания или после?

Нестеров с тоской посмотрел на Турецкого:

— Боже, какой бред! Вам ведь самому противно задавать такие вопросы.

— Тем не менее ответьте.

— Я ни разу пальцем ее не тронул. Угрожать женщине может только моральный урод. Я ей не угрожал.

— Но все же Литвинов разрушил вашу семью — это факт?

— Это факт. Но на месте Литвинова мог быть Петров или Сидоров. Прошло пять лет. Зоя Дмитриевна мне глубоко безразлична. Я не знаю, как она живет, и не хочу знать. И меня абсолютно не волнует, есть у нее роман с Литвиновым или нет. И чтобы расставить все точки над «и», добавлю следующее: там, за стеной моего кабинета, сидит замечательная женщина. Не такая молодая, как Зоя, и не такая ослепительная красавица. Но это как раз то, что мне нужно. Я очень доволен своей личной жизнью, понимаете?

Дверь в кабинет открылась. На пороге возникла Изабелла Юрьевна.

— Я могу подтвердить, что вчера, в восемь часов вечера, Анатолий Иванович был у себя дома и смотрел телевизор! — звонким от слез голосом проговорила она.

— У этой женщины есть один недостаток: она подслушивает, — сказал Нестеров.

И по тому, как потеплело его лицо при взгляде на пухленькую, заплаканную Изабеллу, Турецкий понял, что мотив ревности отпадает. Начисто.