Фридрих Незнанский - Факир против мафии

Филя снова перехватил руку бандита, пытаясь вырвать пистолет, но получил сильный удар в живот и отпрянул назад. Рука, сжимающая пистолет, дернулась, и Филя что было сил ударил по ней кулаком. Кисть бандита вывернулась, и в этот момент он нажал на спусковой крючок. Прогремел третий выстрел.

Тело Эла выгнулось дугой, словно стянутое судорогой, затем расслабилось и вытянулось на полу. В его груди, чуть повыше солнечного сплетения, зияла дыра, окаймленная обгоревшей рубашкой, и из нее, бурля, сочилась темно-багровая кровь.

Филя оставил бандита, встал на ноги и, пошатываясь и тяжело дыша, подошел к лежащей на полу Регине. Он опустился на колени и приложил палец к ее шее. Некоторое время молчал, держа палец на артерии Регины, стараясь уловить хоть малейшую пульсацию крови. Но все было бесполезно. Филя убрал руку, откинул белокурые волосы и увидел на белоснежной шее Регины несколько синеватых пятен.

Самая красивая женщина в мире была мертва.

И тогда Филя заплакал. Он плакал по своей потерянной надежде, по будущему, которое так и не наступило для Регины. Слезы были горячими, они обжигали щеки Фили, но он ничего не мог с собой поделать. Последний раз он плакал, когда ему было десять лет. В тот раз он плакал от обиды; и сейчас он понимал, что почти три десятка лет нисколько его не изменили. И он все тот же обиженный мальчишка, который готов выдержать любую боль, любую пытку, но не в силах вынести измену человека, образ которого отпечатался в его душе, не в силах вынести унижение, которому подвергла его судьба, лишив самого главного, что только может быть на свете, — надежды.

Отаров выглядел скверно. Он был весь какой-то поникший, с опухшим, одутловатым лицом, мелко подрагивающими руками. Веки на его глазах набрякли, и глаза, скрытые в складках кожи, смотрели на Турецкого, как два крошечных озлобленных зверька, забившиеся в глубину норы или дупла.

Отаров вытер губы грязной ладонью и хрипло произнес:

— Хорошо. Я… буду говорить. Но сначала… расскажите вы.

Турецкий стряхнул с сигареты пепел, прищурился и спросил:

— О чем?

— О моем похищении, — мрачно ответил Отаров. — Не очень приятно чувствовать себя идиотом.

Турецкий пожал плечами:

— В этом смысле мне нечем вас утешить.

— То есть я и впрямь идиот? — Отаров хрипло рассмеялся. — Н-да. Спорить с этим глупо. Но я не об этом хотел услышать. Расскажите, как в этом замешана Регина?

— Никак не замешана, — сказал Турецкий. — Она виновата лишь в том, что испугалась за вас и вызвала «скорую помощь».

— Но ведь она подмешала мне в коньяк эту дрянь, — неприязненно сказал Отаров. — Дрянь, от которой меня так скрутило. Она это сделала, да? Больше-то ведь все равно некому.

Турецкий покачал головой и спокойно ответил:

— Нет, Отаров, Регина и здесь ни при чем. Кем бы она себя ни воображала, она всего лишь человек. А человека можно обмануть. Для начала наши специалисты составили ее психологический портрет: самоуверенная, сильная женщина, презирающая мужчин и склонная к «игре с судьбой»…

— Давайте без метафор, — попросил Отаров.

Турецкий кивнул:

— Хорошо. Наш агент специально маячил у нее под окнами, изображая частного детектива-простака. Госпожу Смайлите это позабавило, и она включилась в игру. Она вынесла нашему агенту кофе и после того, как он сыграл смущение и растерянность, пригласила его к себе домой. Дело в том, что Ре… что госпожа Смайлите, несмотря на свой ум, склонна к эксцентричным поступкам. Это, в каком-то смысле, льстит ее самолюбию. Вот этим мы и воспользовались. Наш агент проник в квартиру, добавил в коньяк специальную смесь, которая и вызвала у вас колики. Мы знали, что сама госпожа Смайлите коньяк не пьет, но всегда держит для вас в загашнике бутылочку.

— И откуда же вы это знали? — спросил Отаров, потом зорко стрельнул глазами на молчащего Турецкого, усмехнулся и кивнул: — А, ну да. Вы ведь тоже были в ее квартире желанным гостем.

Турецкий по-прежнему молчал, пуская дым и спокойно глядя на Отарова. Бандит опустил взгляд и некоторое время молчал, сосредоточенно глядя на свой сжатый кулак. Потом поднял взгляд на Турецкого и сказал с сомнением в голосе:

— Я знаю, что действия дурака легко просчитать. Но неужели так же легко просчитать действия умного человека?

Александр Борисович ответил с усмешкой:

— Нельзя недооценивать противника. Регина забыла это простое правило.

— Похоже, мы оба его забыли, — мрачно отозвался Отаров. Потом прищурил один глаз и холодно спросил: — А как насчет фокуса с гипнотизером? Это что, ваша обычная практика?

Турецкий качнул головой:

— Нет. Мы действовали на свой страх и риск. Но согласитесь, идея была интересная. И главное — она полностью себя оправдала.

— Уж это точно, — сказал Отаров. И добавил с усмешкой: — Значит, вы опробовали на мне новую методику? Ловко. Когда я выйду на свободу, я возьму ее на вооружение.

— Это вряд ли, — сказал Турецкий. — Вы выйдете на свободу старым, больным человеком. Я думаю, к тому времени вам уже будет не до гипнотизеров.

— Старым? — Отаров пристально посмотрел на Турецкого и осклабил зубы в усмешке. — Это вы так думаете.

— Правильно. Это я так думаю. И думаю я так лишь потому, что надеюсь получить от вас запротоколированное признание. Если признания не будет, вы никогда не выйдете из тюрьмы. За все ваши преступления вам светит пожизненное.

— Это еще бабушка надвое сказала, — нагло отозвался Отаров. — Признаваться я ни в чем не буду. И вообще… — Он холодно посмотрел на следователя. — Это еще вопрос, кто из нас двоих преступник. И кто приносит государству больший вред.

— Гм… — сказал Турецкий и стряхнул пепел.

— Именно так, — кивнул Отаров. — И не нужно смотреть на меня изумленными глазами.

Глаза Турецкого вовсе не были изумленными, он смотрел на бандита спокойно и внимательно.

— Каким бы подонком вы меня ни считали, — пафосно продолжил Отаров, — я действовал в интересах родной страны. А если мои действия показались вам бесчестными, то мне вас жаль. Жаль, потому что вы не видите дальше своего носа и ни черта не понимаете в политике. А основной принцип международной политики прост как дважды два: либо бьют нас, либо бьем мы.

— Значит, вы — герой, отстаивающий интересы страны? — спокойно уточнил Турецкий.

— Именно. А вы, вместе со всеми вашими светлыми идеалами, всего лишь инструмент в руках врагов.

— Гм… — вновь сказал Турецкий. — Так это в интересах страны вы убили Канунникову и ее мужа?

Отаров провел ладонью по редким волосам, словно этот жест успокаивал его.

— Если бы их действительно убил я, — сказал он, — то я бы вам ответил — да. Именно в интересах страны. Канунникова была хорошим человеком , — слова «хороший человек» Отаров произнес язвительно, почти презрительно, — но иногда самый хороший человек приносит своей стране больше вреда, чем самый отъявленный негодяй. Как известно, благими намерениями выложена дорога в ад. Это не я сказал, это сказал кто-то из великих. А я лишь повторяю, чтобы вы поняли.