Фридрих Незнанский - Чеченский след

Однако же действительно хватит сиднем сидеть. И, словно услышав мои мысли, раздался телефонный звонок.

— Гордеев, — машинально ответил я, хотя звонок был местный, не городской.

— Тебя там случайно бандиты не убили? — раздался в трубке вкрадчивый голос Розанова. — Или ты от жары приклеился к кожаному креслу?..

Как я мог забыть?! Я же должен был быть у Розанова уже час, нет, даже два часа назад.

— Извини, — ответил я. — Тут возникло одно неотложное дело. Ко мне посетитель приходил.

— Ну тогда ладно. Но ты все же зайди, если не очень торопишься.

— О‘кей, — ответил я и положил трубку. Потом снова поднял ее и позвонил в прокуратуру, надеясь договориться о встрече с этим самым Ковалевым. Но линия была занята. Ну что ж, пойду к Розанову.

Розанов мне, правда, ничего особенно важного не сказал. Поинтересовался, что за посетитель ко мне приходил. Подмигнул, узнав, что посетитель относится к прекрасной половине человечества. Пожелал удачи в ведении дела. Я недоумевал:

— А зачем я был нужен-то?

— А-а! — махнул рукой Розанов. — Еще тебе дело хотел предложить. Но, смотрю, у тебя и без него проблем хватит. Так что иди. Считай, что тебе повезло. Кто там у нас еще в отпуск не ушел… Евсеенко? Вот пусть и займется. — Последние фразы уже были предназначены скорее не мне, а самому себе, поэтому я почел за лучшее раскланяться. В фигуральном, конечно, смысле.

Услышав слова об отпуске, я на мгновение почувствовал запах моря — даже и неважно, какого именно, Черного, Средиземного, Мертвого, Красного или даже Белого, — и чуть ли не услышал крики чаек и шум людских голосов на пляже, но только вздохнул и решил утешиться мыслью, что по крайней мере мое новое средство передвижения не позволяет на себя жаловаться.

Сегодня у меня неприемный день, так что пусть вас не удивляет, что я до известной степени был свободен в своих передвижениях или бездеятельном на первый взгляд просиживании на одном месте.

Я опять набрал номер Дорогомиловской прокуратуры. К счастью, Ковалев Александр Васильевич оказался на рабочем месте. Мы договорились о встрече, я сел в машину, не забыв включить вентиляцию, и поехал на Бережковскую набережную, дом 14, встречаться со следователем.

Мало-помалу в камере Аслана стали принимать за своего. Услужливый Баклан шепотом доложил, что на самом деле злосчастный ларек не очень-то и сгорел, а только успел обгореть. Пожарники его слишком быстро потушили. «Сгорел» хозяин ларька, когда следствие не обнаружило следов пропавшего товара. Ни жестяных коробок, ни стеклянных флакончиков! А там было французской косметики на такие фантастические бабки! И не сосчитаешь! Хозяин ларька частично получил страховку за ларек, за само строение. А товар не был застрахован. Так что… Тот лох, который отдал ему товар на реализацию… Словом, хозяину ларька самое милое дело теперь отсидеться. Хоть бы и в Бутырке.

Так же и с шапками. Тот мужик ведь не только шапку «подобрал». Но еще и сумку с кошельком и сотовым телефоном, перчатки с рук, сапоги с ног «подобрал»… Зимой. Бедная девушка босиком по снегу за милицией бежала. А этот, когда вещи у нее «подбирал», впопыхах сломал несчастной несколько ребер.

— Здоровый пердак, — ябедничал Баклан, — а на девчонку кулаки поднял.

— Да, я понимаю. — Аслан сторонился его, не желая даже слушать о чужих секретах, ввязываться во все эти уголовные разборки.

Ему было совершенно достаточно и того, что земляки чеченцы, промышлявшие в Москве «незаконным бизнесом», а проще говоря — воровством и рэкетом, помимо воли своими разговорами впутывали его в собственные темные и скользкие дела.

Но от их заступничества, от помощи и подкормки Аслан не отказывался. Во-первых, потому что не хотел открытой конфронтации, а во-вторых, потому что просто не выжил бы без этой подмоги. Но дистанцию держал — вы «воры», а я «мужик».

Другие заключенные тоже пробовали наладить отношения с Асланом, видимо надеясь таким образом приблизиться к обособленной чеченской группировке. Но он не пошел на контакт. Болтливый и смешной Баклан все время лез к нему со своими «секретными» сведениями и откровенными сплетнями. И тоже безрезультатно.

Ближе всего Аслан сошелся со стариком. «Сын полка», может быть и заслуженно, считал себя народным, почтенным мудрецом, поучал всех и каждого прописными, банальными истинами. Чеченцы из уважения к его возрасту и званию покорно кивали, слушая старика. Все остальные сокамерники молча терпели его байки.

А он попал сюда за благородный поступок.

Кто-то из полевых командиров, рассказывая иностранцам перед телекамерами об удивительной судьбе старого ветерана, щедро приписал ему сорок лет антисоветского подполья. Журналюги фотографировали легендарного старика у него дома. И опубликовали в журналах. На весь мир ославили!

Дело в том, что за месяц до этого старик спас от расстрела троих русских солдатиков. Пожалел голодных, измученных мальчишек. Они попали в плен, потому что двое из них были ранены, истекали кровью. А третий, тощенький и слабенький, отстреливался до последнего, но так и не смог защитить товарищей. Чтобы не возиться с ними, не лечить, полевой командир распорядился сопляков пристрелить и закопать. Старик выпросил их себе якобы для ухода за коровами. Старуха и дочка с невесткой жалостливо ухаживали за ранеными, немного откормили их. Ну, естественно, эти ребята, поднявшись на ноги, помогали как могли в хозяйстве. А как иначе, если ты живешь в этом доме? Пронырливые иностранные корреспонденты нагло, без приглашения ворвались в дом — как раз тогда, когда солдатики чистили хлев. Обычная крестьянская работа. Женщины обед готовили. Старик косу точил. Пацаны хлев чистили.

Во всех репортажах старика обзывали рабовладельцем. Помещали фотографии с подписями типа: «Бывший фронтовик заботится о своих белых рабах!»

Еще и прислали ему домой несколько таких лощеных журналов!

Собрал он своих солдатиков и, на собственный страх и риск, повез их в Россию, по домам. Хотел матерям вернуть. Но их арестовали в Ростове-на-Дону. Ребята стояли за него горой, написали собственноручные признания и показания, как и что было на самом деле. Это не помогло. Их, как дезертиров, отправили обратно — в свои воинские части. Для расследования происшествия. А старика, конечно, не стали судить на месте. Не было даже повода для задержания. Но почему-то переправили в Москву. На доследование.

— Наверное, хотят мне какое-нибудь преступление приписать, — вздыхал старик, лежа на нарах. — Это у них запросто. Тут посидишь, такого наслушаешься…

— Учитель, — сказал ему Аслан, — вы герой настоящий. Вы от Гитлера спасли не только Россию, но и весь мир. Пусть теперь и пишут. Это уже неважно. Вы уже совершили свой подвиг.