Фридрих Незнанский - Чеченский след

— Надоело мне все это, — закашлялся смущенный старик. — Все вы мне льстивые слова говорите. Ты бы лучше про себя рассказал.

— Да мне и похвастать-то нечем.

— Пока тебя на допросы не таскают, время есть. Расскажи, сынок, — попросил старик. — И сам жизнь свою обдумаешь, и нам полезно послушать.

— Не томи, — подталкивал его и седой, — рассказывай. Со всеми подробностями.

— Родился в Грозном, — начал вспоминать Аслан, — в самом прекрасном месте! В самом сердце города!

Он огляделся и увидел, что практически вся камера приготовилась слушать.

— Давай рассказывай. Все именно так и было! — подбадривал Баклан.

— У тебя кто родители? — Здоровенный амбал протиснулся в первые ряды слушателей.

— Папа, — задумался Аслан, — был ученым. Он физиолог. Много книжек написал про то, как устроен человеческий организм.

— Открыл чего-нибудь? — поинтересовался Баклан. — Разрабатывал лекарства?

— Нет.

— Зря ты так! — обиделся за папу Баклан. — Обязательно нужно сказать, что папа что-то важное изобрел! Академии наук все равно, а нам было бы очень приятно!

— Замолчи, — шикнул на него седой. — Он правду говорит, а тебе только всякие враки слушать!

— Они познакомились с мамой в университете. Вместе учились. Ну и…

— Понятное дело! Молодежь! Наверное, в общежитии жили? — комментировал неугомонный Баклан. — Там без этого невозможно! Обязательно нужно кого-нибудь поиметь.

— Заткнись! — рявкнул на него амбал. — А то я тебя сейчас… поимею!

— У нас тоже без этого никак нельзя, — хохотнул наверху писклявый голосок.

Аслан помолчал немного и продолжил рассказ:

— Поженились, свадьбу сыграли. Меня родили. Работали. Я вырос. И пошел в школу.

— Ну! — не унимался Баклан. — Ты давай с подробностями. Чтобы интересно было.

Амбал замахнулся было на Баклана, но сдержал удар:

— Прав Баклашка! Как ясный пень! Ты давай поподробнее. Чтоб не скучно было.

— Это же долго, — замялся Аслан. — Да и неинтересно. Все обычно. Как у всех.

— Ты давай рассказывай, — подначивал Баклан, — а уж мы сами решим, что у тебя получилось здорово, а что надо заново рассказать. Правда, братаны?

— Не тяни резину! — кричали с разных нар. — Начинай! Крути кино!

— Помню, как в самом раннем детстве мы с родителями ездили на Каспийское море. Стояла тогда пыльная и ветреная погода. По волнам бегали барашки. А в песке прямо под ногами попадались такие красивые круглые раковинки. Ребристые. Солью пахли. А у мамы платье крепдешиновое. Развевалось на ветру.

— А под платьем! — захихикал писклявый голосок. — Папаня небось задрал мамане платьишко да и… Ты уж все рассказывай.

Никто не оборвал охальника. Аслан помолчал немного и спокойно продолжил:

— Отец у меня был здоровым и крепким. Так что маму мою… он не обижал. Не волнуйся за нее! Уверен, что мало ей никогда не было. Я вам свою жизнь рассказываю. А дрочить ты будешь на фотографию из газеты «Спид-инфо», понял?

— Еще что-нибудь вякнешь, — обернулся к писклявому амбал, — я тебя сам надрочу. От лысины до жопы. Сечешь, падла?

— Молчу, молчу. Больше ни за что! Гад буду.

— Пусть все помолчат! — крикнул кто-то сверху. — Давайте так. Час парень рассказывает, мы молчим. Потом задавайте вопросы, комментируйте как хотите.

— А он успеет за час?

— Завтра продолжит. Или ты завтра откидываешься?

— Тоже мне сказал! — засмеялся от дурного предположения Баклан.

И снова все обернулись к Аслану: мол, мы за тебя все решили, так что давай исполняй!

— Первый раз в первый класс, — задумался Аслан и сделал внушительную паузу.

Все хором вздохнули, и каждый вспомнил свой исторический момент.

— Желтые листья, синее небо, фиолетовые астры в букете, учительницы добрые и красивые.

— Можно я про платья спрошу? — снова не утерпел писклявый. — Только одно уточнение. А то он пропустит важную подробность…

— Молчать! — гаркнул амбал. — Настроение портишь.

— Ну ладно, я потом…

Аслан, уже не обращая внимания на споры и пререкания, засмотрелся в мутное окошко и полностью погрузился в воспоминания…

— Первый раз я влюбился в первом классе, — мечтательно произнес Аслан.

— Молодец! — похвалил его Баклан шепотом. — Правильно заводишь!

— Это была девушка из десятого класса! Нас, первачков, десятиклассники за ручку провели в класс. Меня вела самая красивая девушка в школе! Все смотрели только на нас! Потом целый год я на каждой перемене обязательно бегал к дверям десятого класса смотреть на нее. У нее был парень, с которым она дружила. Он меня не ревновал. А один раз они взяли меня с собой на новогодний вечер. В нашей школе. У нас же, у малышей, был только утренник, а у них настоящий новогодний бал. Мы вместе пришли в школу… Только меня не пустили. И они повели меня обратно, домой. До сих помню, как весело мы шли по бульвару. На самом деле мне от школы до дома только трамвайные пути на улице Красных Фронтовиков перейти. Но мы-то шли самыми долгими окольными путями! Сидели в беседке. Ее парень все время что-то смешное рассказывал. Я просто по земле катался от смеха! Домой меня привели всего грязного! Я мечтал вырасти поскорее. Чтобы снова встретиться с ней. И вырос…

— А она постарела! — обрадовался такому финалу Баклан.

— Не очень, — смутился Аслан. — Но… У нее своя семья, куча детишек, наверное.

— Так ты ее больше не видел? — поразился седой.

— Говорят, что она с мужем и с родителями уехала в Турцию.

— Да поможет ей Бог! — заключил рассказ старик.

С этого дня Аслан стал регулярно рассказывать о своей счастливой довоенной жизни. О друзьях-товарищах, о мальчишеских проделках, о семейных поездках к старикам в деревню. О похоронах дедушки и бабушки. О старой учительнице музыки, которая так и не сумела выучить маленького Асланчика игре на пианино. Камера слушала с интересом. Все было уже переговорено, рассказано… Поэтому новый человек воспринимался как кладезь информации.

— Асланчик упрямый, как ослик, — горестно приговаривала она. — Легче собаку научить разговаривать, чем заставить его выучить гаммы. Не зря говорят, что в музыканты нужно выбирать только еврейских детей. Они исполнительные и послушные! Не то что вы, чеченцы!

Аслан рассказывал, словно перелистывал давно потерянный старый альбом с фотографиями.

Ковалев оказался молодым человеком высокого роста, с семитской внешностью, лет этак на семь старше меня и не очень походил на следователя. Хотя кто знает, как должен выглядеть следователь? Не всем же быть похожими, к примеру, на моего друга Александра Борисовича Турецкого. Ковалев обладал типичной внешностью «ботаника», чему немало способствовали его очки. Именно не профессора там, не академика, не просто умного человека, а «ботаника», что у любого нормального человека вызывает легкое и необъяснимое отвращение. Вот и этот — вроде и придраться не к чему: и выглядит прилично, и сам из себя не убогий, не хромой, а все равно я почувствовал некоторое внутреннее напряжение.