Фридрих Незнанский - Чеченский след

Дожидаясь Грязнова со товарищи, Турецкий провел беглый осмотр богато обставленной, перегруженной коврами квартиры. Затем устроил допрос женщине, которая, как выяснилось, неплохо говорит по-русски, если захочет. Сперва она не хотела. Турецкому удалось добиться лишь, что зовут ее Фатьма и что Фатьма эта связана какими-то сложными родственными узами с кем-то из бараевского окружения. Собираясь в Москву, ее прихватили с собой, для того чтобы, во-первых, иметь за ней постоянный догляд, во-вторых, должен же кто-то работать по дому, и потом, видимо, собирались как-то ее пристроить в столице. Фатьма была маленькая, стройная, с жесткими черными волосами, большими глазами, лет в шестнадцать она, вероятно, была очень красивой, сейчас, судя по всему, ей было лет двадцать пять, с лица уже не сходило выражение постоянной заботы, появились первые морщинки… Поговорив с Фатьмой, Турецкий с грустью обнаружил, что женщина эта была из тех, кто тщательно и ревниво исполняет адаты — что-то вроде неписаных правил, освященных веками, передающихся из поколения в поколение, — и добровольно взваливает себе на шею все хомуты, какие только придуманы в мусульманском мире, чтобы усложнять женщине жизнь. Это и абсолютное, беспрекословное подчинение мужчине, старшему в семье, и круг обязанностей — уборка, готовка, дети… Всегда на вторых, на третьих ролях, молчать, не высовываться… В современных мусульманских семьях, особенно в тех, где мужчины прошли вместе с Россией войну или получали образование, обстановка не такая суровая, мужчины лишь поддерживают видимость, но сами женщины, как ни странно, зачастую являются самыми ретивыми законницами. Есть, конечно, решительные женщины, чуть ли не депутаты, но их меньшинство.

Вот и теперь Турецкий смотрел на симпатичную молодую женщину, которая, конечно, не была одета в чадру, напротив, нормальный современный костюм — кофточка, брючки, сандалии, — но тем не менее она уродовала себя тяжелой работой, была лишена возможности выйти замуж за понравившегося человека — разве что чудом и только за своего, за чеченца. Она находилась в положении униженном и зависимом, но, странное дело, совершенно не сопротивлялась, а, наоборот, несла это как бы с гордостью. Наверное, это действительно в природе женской — сильный мужчина и повелитель на пьедестале, а вокруг вертится его покорная служанка… В связи с измельчанием мужчин женщинам теперь приходится исполнять сразу две роли — одновременно взгромождать мужчину на пьедестал и, подпирая собой, удерживать его в таком положении, а также делать вид, что она не замечает своей роли в этой ситуации, гордиться своим мужчиной и послушно склоняться перед ним… Бред, решил Турецкий, хотя что-то в этом есть… Я бы попробовал…

— Ну так что, Фатьма, — вздыхая, говорил Турецкий, — сама рассказывать будешь или как?

— Не знаю, ничего не знаю, — твердила девушка с акцентом. — Ничего не знаю…

— Ну а кто с Мамедом общался, кто приходил к нему, знаешь?

— Дядя Джамиль приходил. Других не знаю.

— Ну и где твой дядя?

— Нет его. Уехал в Америку. Потом будет.

— Послушай, Фатьма, — теряя терпение, сказал Турецкий, — я ведь тебя арестую. У тебя прописка есть? Ты ведь здесь незаконно живешь. Отправлю обратно. Хочешь обратно? Вижу, что не хочешь. В Москве хорошо, все есть, войны нет, еда есть, вода горячая… Работа есть. Замуж выйдешь… Муж тебе комбайн кухонный купит. Посудомоечную машину… Ты мне расскажи, о чем твой дядя, например, с Мамедом разговаривал, куда ездил, что делал?

— Не знаю. Не слышала, о чем разговаривал, — мрачно отвечала девушка, — я в другой комнате, а они в этой. Или я на кухне. Мне зачем слушать, о чем разговаривают? Мужские дела не мои.

— Ну что-то ты должна знать! Живешь же с людьми вместе. Куда ездили? Вместе куда-нибудь ездили? Когда? Часто?

— Нечасто. Ездили в машине. Туда, — девушка махнула рукой, — за город. Два раза, — добавила она, подумав.

— А поконкретнее?

— Не помню. Не знаю я ваши названия.

Турецкий вспомнил о чем-то, вытащил свернутые в трубку листки со списками, разгладил:

— Ну вспоминай? Кого знаешь? Какие названия? Чьи фамилии слышала?

Девушка долго, шевеля губами, разбирала списки, наконец указала две-три фамилии:

— Их знаю.

Город Щелково, прочел Турецкий. И все. И вся информация. Да еще в скобочках приписано: «Макдоналдс».

Турецкий позвонил утреннему знакомцу:

— Слушай, парень! Это Турецкий опять! Списки-то кто составлял? Да вот у тебя тут написано рядом с фамилией в скобочках «Макдоналдс», и все. Это что значит? Спроси… Нет адреса? Ах видел рядом?.. Понятно…

Турецкий повесил трубку. В дверь позвонили — пожаловал Грязнов…

Денис Грязнов прибыл с доброй половиной своей команды. Вошел, осмотрелся, заметил Фатьму на диване, заглянул и в другие комнаты.

— Пойдем поговорим, — потянул его Турецкий на кухню. — У нас есть небольшая зацепка…

— Как, нравится девушка? — спросил Денис Грязнов, подмигивая. — Ты бы с ней… а?.. Старый бабник?

— Спасибо, — хмыкнул Турецкий.

— А я-то думал, что ты готов ради женщины на все…

— Да ну тебя… Слушай.

— Подожди одну минуту, звонок… — Денис отвернулся, послушал мобильник. — Ребята звонили из Шереметьева. Ушел твой Мамед, совсем ненадолго они опоздали, самолет как раз в воздух взлетал. Так что если у тебя есть лапа в Интерполе… А то придется ждать, пока он обратно соберется. Если он, конечно, будет проезжать мимо. Если он такой дурак…

— Так. Хорошо. Это я подумаю, это я возьму под свой контроль. Что касаемо другой проблемы, а именно одного из главных свидетелей — Гордеева… Вот, собственно, что мне от тебя нужно…

Я мыл посуду и одновременно прислушивался к тому, что говорилось за моей спиной. В основном переговоры велись на чужом языке — то есть для них-то он был свой, но мне показалось, что несколько раз промелькнуло имя Мамед. Ну конечно, Мамед, я даже и не сомневался… Значит, что-то там было такое, в его биографии… Да уж, здорово я защищаю Аслана, ничего не скажешь. Вместо того чтобы вызволить его из тюрьмы, того и гляди, собственной головы лишусь.

Мои мысли подтвердил обрывок разговора на русском, донесшийся из коридора.

— Мамед уехал в Америку сегодня, — сказал кто-то, — а приедет через неделю…

Ну вот, более-менее ясно. Ух, мне бы повстречаться сейчас с этим Мамедом… Одним Мамедом на свете стало бы меньше. Во всяком случае, я бы все из него вытряхнул — все документы, все свидетельства. Даром, что ли, я столько лет общался с шантажистами? Я ведь вполне могу стать и по другую сторону…

Одно жалко — как бежать из квартиры, я пока не представлял. Я не успел рассмотреть, у кого еще было оружие. Вариант, по-моему, один — улучить момент и всех положить. Рискованно… Может не получиться, задействуем его в крайнем случае.