Фридрих Незнанский - Цена любви

— Тебе виднее.

— Понимаешь, — вздохнул Сан Борисыч, — ну не похож Анатолий на убийцу, тут я с Костей на все сто согласен.

— Глупости, Саша, — Лимонник тоже вздохнул и отошел к своему письменному столу. — У убийц, как правило, на физиономии относительно их способностей ничего такого не значится. А то мы с тобой не навидались всевозможных обаяшек с честными харями, оставляющих за собой трупешники!

— Тоже верно, — вынужден был согласиться Александр Борисович. — Слушай, а это что?

— Дальше там всевозможные чеки и квитанции за следующие полгода после того, как Мальцев свой личный счет опустошил. Как видишь, расходы у него были по приходу, никаких излишеств… Я все посмотрел, можешь не маяться!

— И когда ты только успел? — удивился Турецкий.

— Кто рано встал — тому Бог подал, — скромно отозвался Лимонник. — Я обычно в половине седьмого уже на работу выезжаю, пока польешь здесь все, пока то да се…

Александр Борисович понял, что сейчас Виктор Борисович пересядет на своего любимого конька, и поспешил выключить компьютер, тем более что вся интересующая его информация была им уже получена.

Прежде чем отправиться в «Глорию», он попросил адвоката переслать на и-мэйл ЧОПа ту часть документов, которые касались личного счета погибшего. А также все расходные бумажки за полгода после этого. Пусть Плетнев все-таки посчитает еще разок, займется делом — меньше времени останется на то, чтобы заглядываться на чужих жен.

До общежития, где, уже на вполне законных основаниях, жил его старший брат Чонгбэй, парнишка добрался к вечеру следующего дня. Пришлось рискнуть и, дождавшись утра, купить на последние рубли дешевенькую карту Москвы. Иначе наверняка бы опоздал на назначенное его возлюбленной Лянь послезавтрашнее свидание: повидаться со старшим братом нужно было раньше, чем с ней.

По сравнению с тем закутком, расположенным позади сгоревшего цеха, в котором приходилось ночевать Чонгли до трагедии, общежитие выглядело просто роскошным: занимало целый этаж в четырехэтажном здании, принадлежавшем какому-то институту и изначально предназначавшемся его студентам.

Теперь здесь вперемешку со студентами проживали не только китайцы, но и южане, работавшие на соседнем рынке. Видимо, с точки зрения администрации, в этой связи ставить внизу охранника было бессмысленно, вместо него там сидела, тоже абсолютно бесполезная, старуха: все равно, если вдруг начнутся разборки, никакой охранник в одиночестве не справится, а милицию и бабка вызовет, сидящая на грошовой зарплате.

На Чонгли, проскользнувшего мимо нее, она не обратила никакого внимания: жильцов китайского этажа бабулька между собой не различала, все они казались ей похожими друг на друга, как однояйцевые близнецы… Какой толк спрашивать, кто и куда идет? Сами разберутся!

Поднявшись на два лестничных пролета, паренек оказался в длинном и узком полутемном коридоре, пропахшем жареной селедкой — основным блюдом здешнего меню. От голода у Чонгли кружилась голова, но он был выносливым и сильным и не мог позволить себе отвлекаться от главной цели. Комнату брата он помнил, хотя был здесь всего один раз, в день приезда в Москву. Вот она — под номером 16…

Настороженно оглядев пустой коридор (никого, только в самом конце через открытую дверь общей кухни слышится чей-то смех), Чонгли осторожно приоткрыл дверь и почти неуловимым движением проскользнул внутрь, и тут же в комнате, где до этого разговаривали, что-то бурно обсуждая, установилась тишина.

— Ли… Ли!

Он с облегчением увидел потрясенное лицо Чонг-бэя и, теряя последние силы, соскользнул вдоль двери на пол, присев на корточки: на месте! Он сделал это — добрался наконец до единственной в чужом и страшном городе безопасной крыши над головой!

Двоих соседей брата, живших вместе с ним в тесной, но на удивление чистенькой клетушке, Чонгли не то чтобы совсем не боялся, но иного выхода у него не было: укрыться можно только здесь и больше нигде.

Он вдруг понял, до какой степени устал и ослабел, даже не сразу почувствовал, как тормошит его Чонг-бэй, лицо которого теперь просто сияло от счастья: видимо, он уже знал о трагедии с цехом и теперь радовался младшему брату, который для него в буквальном смысле вернулся с того света… Ведь погибли все! Все, кроме него…

Спустя полчаса Чонгли, сидя на полу, жадно поглощал прямо из миски самую вкусную еду из всех, какую ему только доводилось пробовать: рисовый отвар с плавающими в нем мясными пельменями.

Вернувшись после визита к адвокату в «Глорию», Александр Борисович обнаружил, что кроме него и Наташи в ЧОПе никого нет. В том числе и Плетнева, который, если память ему не изменяла, отпросился всего на пару часов. Покосившись на золотистый циферблат, красовавшийся на стене приемной, Турецкий, не заходя к себе, развернулся и направился в комнату, которую делили между собой Антон и Коля Щербак.

Комната была пуста, и папка с документами так и лежала на столе, открытая на том же месте, на котором ее открыл Плетнев. Мог бы и в сейф убрать, растяпа… Александр Борисович нахмурился и, обойдя стол, взглянул на красовавшиеся на всеобщем обозрении документы, прежде чем их убрать на место. Что-то — поначалу он и сам не понял, что именно, — привлекло его внимание.

Турецкий прищурился и вгляделся в бумаги внимательнее: слева лежал список с фамилиями погибших сотрудников цеха, справа — результаты экспертизы трупов погибших. Что же именно зацепило его внимание? Александр Борисович нахмурился, вчитываясь в сложные, с точки зрения европейца, имена. И хотя, скорее всего, они вряд ли были подлинными, пожалуй, все-таки один шанс из десяти, что это так, имелся… Но что это дает?

Он перевел взгляд на экспертное заключение и невольно ахнул: так вот в чем дело! В списке работников цеха, найденном среди бумаг Николая Мальцева (бог весть для чего он тому понадобился), все имена китайцев были пронумерованы, в экспертном же заключении количество обгоревших трупов просто указывалось общей цифрой — одиннадцать. Если учесть, что один из них принадлежал Чжану, второй — Мальцеву, получалось, что в цехе трудились и затем погибли от рук бандитов девять человек. Между тем в списке работников фигурировало вовсе не девять, а десять имен!

Турецкий разволновался и сам не заметил, как начал перелистывать документы. То, что он искал — список сотрудников Чжана, написанный его собственной рукой с прилагаемым к нему переводом, — обнаружилось между бумагами почти сразу. И здесь имена работников оказались пронумерованными, рядом с каждым на листке перевода стояла дата. Что касается оригинала, последний, десятый сотрудник — его имя звучало как Чонгли, был вписан другими чернилами по сравнению с остальными — явно в соответствии с датой трех-… Нет, месячной давности. То есть за две недели до трагедии…