Гэвин Лайл - Ровно в полночь

– О чем, черт возьми, разговор?

Я повернулся к нему, сытый по горло его пьянством и склонностью размахивать револьвером. Как бы мне не пришлось сломать ему запястье, прежде чем он успеет поднять руку...

Жинетт сказала:

– Отдайте Луи револьвер, или я вас убью.

Мы вскинули на нее глаза. Она стояла в тени, плотно прижавшись к стене и держа "маузер" обеими руками перед собой.

– Поставлен на стрельбу очередями, мистер Лоуэлл, – добавила она.

– Вы не выстрелите, – протянул

Харви, внимательно ее разглядывая: то, как она держала "маузер", доказывало: ей известно, что у нее в руках.

Жинетт презрительно бросила:

– Что же, рискните...

Лоуэлл глубоко вздохнул. Наемник-профессионал никогда не верит, что его могут побить, но сразу поймет, если это случилось. Учитывая отдачу, она опустила ствол. И если бы ей вздумалось спустить курок, он тут же был бы выпотрошен, как рыба на сковородке.

Он швырнул мне револьвер. Жинетт сказала:

– Благодарю. Пожалуйста, не забывайте, что исключительное право на стрельбу в этом доме имею я. Куда попала пуля, Морис?

Тот показал на стену возле телефона.

Жинетт протянула мне "маузер". Я покачал головой.

– Все кончено. Ему пора в постель.

Харви отсутствующим взглядом уставился на нас.

– Я с вами и без револьвера справился бы, – буркнул он.

Я пожал плечами.

– Может быть. Нас обоих учили рукопашной. Это ничего бы не доказало.

Он кивнул и зашагал по лестнице.

Я шепнул мисс Джермен:

– Принесите его бутылку.

– Может быть, ему хватит? – тем же тоном старшеклассницы спросила она.

Я устало покачал головой.

– Что нам с вами кажется, значения не имеет. Принесите бутылку.

Поднимаясь за Харви по лестнице, на верхней площадке я увидел Мэгенхерда. Харви, словно его не замечая, протиснулся мимо. И у того холодный взгляд тут же сменился на негодующий и подозрительный. Потом он повернулся ко мне и хотел что-то сказать, но я, не обращая на него внимания, прошел за Харви.

В своей комнате Харви откинул с кровати шелковое покрывало и рухнул на нее ничком. Потом с трудом перевернулся на спину.

– Кажется, я устал? – удивленно заметил он.

В комнату вошла мисс Джермен со стаканом и бутылкой виски. Я взял бутылку. Судя по всему, он неплохо с ней поработал.

Она спросила:

– Что вы собираетесь делать?

– Привести его в чувство.

Я протянул стакан Харви. Она уставилась на него, затем на меня.

– Вам на него наплевать, да?

– Кому вы звонили?

Девушка вспылила:

– В один прекрасный день вы, может быть, узнаете!

Дверь за моей спиной захлопнулась.

Харви отсалютовал мне стаканом и залпом осушил его.

– Вы думаете, что она нас предала?

– Ну, кто-то это сделал.

– Надеюсь, все же не она, – задумчиво протянул он. – Она мне нравится.

– Еще? – спросил я.

– Наверное, – он пожал плечами.

Я шагнул к столику, на котором стояла бутылка. Харви спросил:

– А в награду за примерное поведение мой револьвер мне не положен?

– Простите, я забыл. – Я рассчитывал, что Харви о нем вспомнит. Взяв револьвер, я вынул барабан, извлек стреляную гильзу. – Еще патроны есть?

– В пиджаке.

Пиджак висел на кресле. Повернувшись к Лоуэллу спиной, я пошарил в карманах и извлек патрон и баночку с таблетками – как я надеялся, снотворного. Вставил патрон в барабан, крутанул его и бросил револьвер на кровать.

Пока он разглядывал револьвер, как это сделал бы любой профессионал, чье оружие побывало в чужих руках, на дне стакана уже лежали три таблетки. Я не знал, какая нужна доза, но отдавал себе отчет, что спиртное со снотворным мешать не стоит. И все же в этом было меньше риска, чем позволить ему выпить всю бутылку.

Налив виски, я принялся искать стакан себе, выгадывая время, чтобы таблетки растворились. Сквозь цветное стекло перемены цвета он не заметит, а вкус выпивки уже полностью притупился.

Налив себе, я протянул ему стакан.

– Хорошая работа, профессор. Хотите знать, что хуже всего? Когда теряешь вкус выпивки. Просто перестаешь чувствовать. – Он сделал глоток и посмотрел стакан на свет. – Одни воспоминания о заведении в Париже, где знают, как приготовить настоящий мартини. Сразу после полудня, пока посетителей мало и есть время сделать все как следует. Там это любят. И любят людей, которые в состоянии оценить высший класс, поэтому для них готовят все как надо, медленно и тщательно, и так же нужно пить. За это уважают. Не потому, что рассчитывают на новый заказ, вовсе нет. Просто порой приятно обслужить человека, который может оценить и воздать должное их мастерству. Бармены – тот еще народ...

Харви хлебнул еще, по прежнему глядя в потолок. Говорил он тихо и медленно, обращаясь не ко мне и даже не к себе, а к двери.

– Мартини должен быть достаточно холодным, чтобы запотел стакан, – продолжал он, – но не переохлажденным. В замороженном виде все что угодно может сойти за деликатес... Господи, как я устал!

Он протянул руку, чтобы поставить стакан, но промахнулся и уронил его на ковер, выплеснув последние капли. Веки его слипались.

Я поднял стакан на стол, осторожно отошел к двери и уже повернул ручку, когда вдруг услышал:

– Мне очень жаль, Кейн. Я надеялся продержаться.

– Вы и держались. Просто поездка затянулась.

Помолчав, он сказал:

– Может быть... И если бы меня не ранили... Хотя, наверное, все равно... – Тут он повернул голову и взглянул на меня. – Вы говорили, что я такой же, как все. Но я убиваю людей, профессор.

– Это занятие можно и бросить.

Он улыбнулся, очень вяло и устало.

– Но не раньше завтрашнего вечера?

Я вышел, ясно понимая, что помощи от меня, как от пролитой на ковер отравы.

Мэгенхерд с Жинетт стояли на верхней площадке лестницы с таким видом, будто пытались найти любезные слова, но явно не смогли. При виде меня Мэгенхерд тут же отвернулся и забыл о вежливости.

– Вы не сказали мне, что Лоуэлл – алкоголик.

– Я и сам не знал, – облокотившись на перила, я полез в карман за сигаретой.

– Придется это обсудить с мсье Мерленом. Меня могли убить только потому...

– Да замолчите, Мэгенхерд, – устало бросил я. – Вы выжили вчера, и выжили сегодня. И если это не считать успехом, значит вы ничего не поняли. Если бы не он, где бы вы были?

Он наградил меня ледяным взглядом и, словно палку проглотив, зашагал вниз.

– Во время войны, – задумчиво заметила Жинетт, – задавали вопроса, правы ли мы. Ответ был слишком прост. Но кое в чем мы видно ошибались, если судить по Бернару с Элайном. Ты убежден, что прав, потому что прав Мэгенхерд?

– Может быть, – осторожно согласился я.

Она кивнула, отвечая на какой-то свой вопрос, помолчала, потом спросила:

– А если Мэгенхерд окажется прохвостом? И ты не успеешь отойти в сторону?