Владимир Зенкин - Серебряный воздух

Это была их прошлая встреча.

А теперешняя, по прошествии десяти лет, скоро состоится здесь, в Египте. Вот только теперь не всё так бессомненно в нём.

Отнюдь не минувшее десятилетие раскачало незыблемые основы. Одна лишь последняя неделя…

До Египта он побывал в Сирии, Иудее, Самарии, Парфии, Македонии, Греции…

Парфянская война отмерилась ему полной мерой.

Два похода в составе войска консула-суффента Вентидия Баса – полководца решительного, хитроумного и удачливого. Тяжёлое сраженье, трудная победа в горах у хребта Амаир. Большая битва при Гиндаре, где была разгромлена армия царевича Пакара, а сам он был убит.

Качающаяся, хрупкая грань между жизнью и смертью. Очарованье опасности. Ярость, сверхвозможное напряженье сил. Чувство неразделимости с боевыми товарищами, которые прикрывают тебя от гибели, чтобы ты прикрывал их. Неистовый восторг победителей…

Злая военная наука: Авдий проходил её подробно и прилежно, скрепляя познанное чужой и собственной кровью.

Двумя годами позже – третий парфянский поход, возглавленный самим триумвиром Марком Антонием. Высокие титулы и самоуверенность не заменили ему полководческого уменья. Поход бесславно провалился, столица Мидии Франсин не была взята. Парфяне захватили продовольственный обоз. Войско осталось без провизии, в горах, посреди зимы. С большими потерями от холода, голода, от внезапных вражеских нападений, римляне вернулись назад. То была другая, тёмная, отчаянная ступень военной науки для Авдия.

Он прошёл и третью, ещё более нелепую её ступень – войну римлян против римлян. Триумвир Гай Октавиан – против бывшего соратника, бывшего триумвира, сделавшегося врагом государства, Марка Антония.

Благодаренье богам – до большого сухопутного сраженья не дошло. Но было противостояние двух армий в Греции на берегу Амброксийского залива. Был морской бой у мыса Акций. Когда египетские корабли царицы Клеопатры внезапно повернули назад, на юг. Когда Марк Антоний бросил свои войска и, невесть зачем, поспешил в Александрию. Даже преданные ему легионы перешли на сторону Гая Октавиана.

Странные, неизбежные выверты войны: жизни тысяч простых солдат нередко зависят от вздорных прихотей сильных мира сего.

А потом – Египет, Александрия. Смерть Антония и Клеопатры, казнь её сына-наследника Цезариона.

Октавиан – единственный властитель на всём огромном пространстве державы.

Отбывая в Рим, он оставил своему назначенному префекту Египта Корнелию Галлу три легиона. Два разместились в Александрии, а третий, под командованием Симеона Лея – в провинциальном Датнионе.

Прошло довольно скучных два года. Серьёзных военных действий не было. Корнелий Галл с александрийским войском спускался по Нилу, наводил порядок в неспокойных городах: Мемфисе, Гизе, Луксоре…

Третий легион оставался на прежнем месте. Его конные турмы иногда участвовали в небольших боях с приходящими из пустыни через южную границу отрядами всадников-нумидийцев – воинственными, но разрозненными и бестолковыми. Нумидийцы испокон века совершали на лошадях и верблюдах набеги на Египет, грабили селенья, убивали жителей, многих уводили с собой в пустыню. С появленьем римлян, их нахальство поубавилось, вылазки стали редкими и осторожными.

Авдий к тому времени стал командиром центурии; отменной центурии, которой поручались важные и трудновыполнимые задания.

Был ли таковым последний приказ легата? Странный приказ. Второй центурии, усиленной двадцатью всадниками, надлежало добраться одинокого селенья на морском берегу, разбить там надёжный лагерь и взять под строжайшую охрану маленькую финиковую рощу в ложбине между холмами. Обеспечить, чтобы никто из посторонних не проник туда. А если кто вдруг появится там…

– Вы, господин, как знали. В самое время пришли.

Авдий – на голом прибрежном пустыре, перед ним – его часовые.

– Что?

– Во-он, взгляните. Похоже, наши гости.

Дальний изгиб дорожной колеи, едва различимый на бледно-бурой возвышенности у горизонта. Лёгкое пыльное облачко. Медленно подвигающиеся фигурки лошадей-всадников.

– Наконец-то!.. – смутно вздохнул центурион.

Перед спуском в ложбину они остановились. Луций Катон ещё раз с интересом оглядел окрестности: синеющее вдалеке вечернее море, светлую полосу побережного песка; грустные глинянные сельские домики, словно льнущие поближе друг к другу в долгой серой боязни. Выволоченные на берег, от шальной волны, рыбацкие лодки, похожие издали на чечевичные скорлупки Совсем рядом, на холме, лагерь центурии – острые частые колья из земляного вала. Площадка часового на столбах, часовой прилежно смотрит им вслед.

Они только что вышли из лагеря, чтобы спуститься в рощу: сенатор с Авдием, за ними, сзади, в нескольких шагах, чтобы не мешать беседе – двое вооружённых охраников. Всего их прибыло с Катоном целых четверо. Авдий про себя слегка удивился – зачем так много? Дорога из Датниона не очень долга и не настолько уже опасна. Удивился, но ни о чём не спросил.

Шафрановое солнце почти касалось краем холмистого горизонта. Вечерние цвета густели в безветренном покое.

– Как только скроется, – Авдий кивнул на солнечный диск, – сразу наступают сумерки. Сумерки здесь короткие. Не успеешь оглянуться – уже темно.

– Я знаю, – усмехнулся сенатор. – Ничего. Мы не надолго.

Они спустились по жёсткой, угнетённой солнцем траве к первым пальмам с мощными буграстыми стволами, с выгнувшимися над ними опахалами веток. Меж ветками свисали жёлтые гроздья доспевающих фиников.

Их встретил часовой, несущий дозор с этой стороны, в полной положенной амуниции – в наплечном пластинчатом панцире, в шлеме, с мечом и коротким копьём-пилумом. Замер, молча, отдал честь своему командиру и высокому гостю.

– Дежурим контурбениями, – пояснил Авдий. – Вокруг рощи – четверо. И четверо – внутри.

– Не спят по ночам?

– Глаз не смыкают. Меняются утром и вечером. Если что произойдёт – подадут сигнал малой трубой. Лагерь недалеко – услышим.

– Ночью огонь разводят?

– Зачем? В роще не темно ночью.

– Наша «гостья» когда появилась?

– Восемь дней назад.

– Это я знаю. В какое время?

– На рассвете. Солнце только-только встало.

– Вот как…

Катон споткнулся о скрытый в траве выступ корневища, упал бы, не поддержи его Авдий под локоть. Досадливо крякнул, болезненно поморщился.

– Плоховатый из меня ходок. Болезнь проклятая силы отняла.

Сенатор, действительно, выглядел не вполне здоровым: лицо серо, одутловато; в белках глаз – остатки недужной желти и красные прожилки. На крутом лбу – бисерины пота.

– Устали вы с дальней дороги. Лучше бы отдохнули сперва. А завтра бы утром.